уже привыкал ко всему, что было в школе. Слава богу, он её окончил. Хоть в интернате жить не будет. На выпускной вечер родители пришли вместе. Дэн не смотрел на них: мать расфуфырилась как девочка, перепутала, наверное, что бал у него, а не у неё. Отец потел, часто вытирал капли со лба и крутил галстук, хорошо хоть шляпу не нацепил. После официальной части, где Дэна не упомянули ни разу, выпускники поехали в ночной клуб.

– Езжай, там так, наверное, интересно, – шепнула мать.

– Деньги нужны? – спросил отец.

Дэн кивнул. Гордые родители уехали домой, а Дэн отделился от всех и пошёл гулять по городу. Лучше побыть одному, чем тащиться в ночной клуб. Затащили его один раз на день рождения знакомого: пьяные танцоры, ещё и обкуренные, дёргались под музыку как тряпичные куклы с выпученными глазами.

– Лучше уж дома за компом, – подумал Дэн и решительно поехал домой.

Включил компьютер и выпрямился. Начиналась игра, которой научил его в интернате белобрысый немец из параллельного класса. Он рассказал о себе:

– Меня в интернат запихал неродной отец. Отделался от меня. Мой умер. Смотри, что папа мне подарил, берегу с тех пор, как его не стало, – и показал Дэну игрушечную машинку.

– Нет, у меня не отчим. Родной отец. Ему некогда возиться со мной, вот и записал в эту школу.

– Умеешь делать ставки на компе? Просто так играть не интересно. Хочешь, научу? Будешь думать головой, ещё и кучу денег выиграешь. Слушай, займи мне денег.

Дэн отдал ему взаймы пятьдесят марок из карманных расходов. Густав, несмотря на предупреждение воспитателей из интерната, давал сыну больше, чем разрешали. Хотел, чтобы Дэн не чувствовал себя ущербным и распоряжался карманными расходами самостоятельно.

Новый знакомый научил его, как играть по-взрослому. Теперь время пролетало незаметно, и Дэн не выглядывал отца по пятницам, чтобы уехать домой из интерната. Он делал ставки, проигрывал и выигрывал. Стал меньше тосковать по временам, когда носился во дворе с ребятами или бегал в селе у дедушки с бабушкой. Они всегда находили время на разговоры с ним. Дед, усталый, присаживался рядом и рассказывал что-нибудь интересное, от него пахло потом, солнцем и степной пылью, морщинки собирались в уголках глаз, когда он смеялся и заходился в кашле. Бабушка заглядывала в комнату, звала на вечерний перекус. Втроём усаживались на колченогие стулья и ели румяные пирожки, запивая чаем, заваренным дедом по особому рецепту. Края чайных чашечек пахли табаком, как пальцы деда, и мятой, росшей в саду.

Дэн нашёл ещё одно развлечение. Забавное и простое. Писал письма. Выискивал симпатичных девчонок в Сети, рассказывал жалобную историю о своём одиночестве, о том, как ему тоскливо и грустно одному в Германии. Ответы приходили мгновенно от самых разных глупышек. Их было много – наивных дурочек, мечтающих перебраться за границу, в райское местечко, где есть всё. Некоторые из них предлагали деньги, чтобы ускорить процесс воссоединения одиноких сердец. Он фантазировал: «Меня бросила девушка, выбрала немца, противного такого, с серьгой в пупке, он даже драться не умеет. Как она понять не может, что ему плевать на неё», «Мой отец инвалид, ментальный, знает несколько слов, которые повторяет уже несколько лет: «Русская водка, русская колбаса, русский хлеб», у него непрерывно текут слюни, мне приходится тратить все свои деньги на слюнявчики и памперсы», «Маме стало хуже, врачи сказали, что нет надежды на выздоровление, а у меня нет ни сил, ни денег. Что мне делать?», «Кто поможет мне ухаживать за мамой, она инвалид, не может двигаться! А я приложу все силы, чтобы вы приехали в Германию, если вы поможете материально. С вас – финансы, а с меня – гостевая виза. Кто знает, возможно, мы понравимся друг другу?» Печальное лицо смотрело на адресата честными глазами. Голубые глаза под бровями домиком вызывали доверие. Его жалели.

В это время «неподвижный инвалид» мама и «ментальный инвалид» папа бегали по своим делам: отец кричал по сто раз в день одни и те же слова: «русская варёная колбаса», «русская сгущёнка», «русская тушёнка», а мать неподвижно застывала у зеркала в примерочной с платьями с завышенной талией или с заниженной, с оборочками или без… Дэн писал. Писал и был счастлив, потому что ни одно письмо не оставалось без ответа, а банковский счёт пополнялся пожертвованиями от тех, кто хотел ему помочь и переехать в Германию. Уже больше года он выполнял огромную работу: выискивал новые лица в социальных сетях, строчил им жалобные письма, которые назвал звучно: «Плач переселенца».

Ставки. Он делал ставки просто так, чтобы разогнать скуку. На столе рядом с компьютером на случай проверки лежали стопками учебники и тетради, купленные им год назад, когда поступил в университет и ещё тлела надежда, что он будет учиться на выбранном факультете и станет инженером. После зимней сессии он получил ответ из секретариата, что экзамены не сданы. Разве мог он сдать экзамены, когда не посещал занятия? Изредка участвовал в групповых проектах, чтобы хоть как-то отметиться, не открывал учебники и не делал расчёты по лабораторным работам. Мир сузился. Письма девочкам. Ставки и регулярные проигрыши. Дэн стал игроком, настоящим, зависимым от ставок, увеличивающихся с каждым разом. Вне себя от ярости он хотел придушить каждого, кто мешал ему играть. Научился хитрить и изворачиваться. Поздно вечером, когда дежурные воспитатели засыпали, он начинал играть. Всю ночь мерцал компьютер за прикрытой дверью. Отсутствующий взгляд, замкнутое выражение лица и руки, которые не могли находиться в спокойном положении, длинные тонкие пальцы делали движения в пустоте, как будто стучали по клавишам. Мысли постоянно работали в одном направлении, он думал, откуда ещё взять деньги на игру. Наконец-то жил настоящим, а не прошлым.

– Думай, придурок, думай, – говорил сам себе.

Дэн перерос отца на целую на голову, смотрел снисходительно на него сверху вниз. Губы кривились в усмешке, когда родители начинали делиться с ним новостями. Ему было всё равно. Тоска изгрызла всё доброе в нём, оставив холодную злость и ненависть к окружающему миру, такому правильному и удобному для взрослых. Мать посмела сделать ему гнусный намёк про девочек, сложила накрашенные губки бантиком и капризно протянула:

– Если есть красивая девочка на примете – приводи домой.

– Эх, если бы я учился в такой школе… – закатил выпуклые глаза отец, снял очки и потёр переносицу.

– Бы мешает, – хотел ответить Дэн, но передумал. Не поймут, как одиноко ему в школе и интернате.

Мать не вмешивалась в разговоры про учёбу. Не понимала и не хотела