– Засыпай, сладкая. У тебя веки уже слипаются, – он коротко целует меня в кончик носа, затем в губы и подбородок.

– А ты?

– А я подожду, пока ты заснёшь, и по-тихому свалю, – Марк обнимает меня, прижимая лицом в горячую грудь. Вдыхаю запах его кожи, и меня окончательно прибивает. Однако кое-что ещё пробормотать мне удаётся:

– Я хочу всегда так засыпать с тобой. И я очень хочу, чтобы нам не нужно было скрываться от родителей, – тихо-тихо, едва понятно, а после язык отказывается двигаться, а сознание отключается. Даже не слышу, что именно мне отвечает Марк.

Просыпаюсь от ярких лучей солнца, освещающих всю мою комнату тёплым светом. Зеваю и вытягиваюсь, ощущая небывалую лёгкость в теле. Несколько секунд уходит на то, чтобы вспомнить, что я вытворяла этой ночью. И как только вспоминаю, резко занимаю сидячее положение. Бегло осматриваюсь по сторонам и с облегчением выдыхаю.

Марка нет. Он ушёл.

Слава богу!

Ему нельзя попадаться на глаза родителям. Ни в коем случае! Это будет катастрофа.

Роняю голову обратно на подушку и ещё минут десять просто лежу, прокручиваю ночные воспоминания, краснею и улыбаюсь как полоумная. Затем бросаю взгляд на часы и понимаю, что пора вставать. Наверняка родители уже начали завтракать без меня. Даже странно, что они не вошли ко мне в комнату и не разбудили. Обычно они не позволяют мне спать слишком долго, даже если это выходной.

Для них режим — это всё. Они ложатся спать по расписанию, просыпаются, едят, занимаются спортом в одно и то же время, и ежедневно стараются сделать нечто полезное и продуктивное, чтобы каждый день не был прожит зря. И от меня всегда требуют того же, отказываясь понимать, что меня столь скучный и однотипный образ жизни не прельщает.

Как же замечательно, что у меня появился мой источник стресса и всевозможных эмоций — Марк.

Принимаю контрастный душ, прохожусь мочалкой по телу и до сих пор ощущаю прикосновения его пальцев, языка и дыхание на коже. Ух… Мурашки тут же включаются в дело, поедая тело, сердце сбивается с обычного ритма, между ног влажнеет. Но сейчас времени на самоудовлетворения нет.

Вытираюсь, сушу голову, одеваюсь в домашний кашемировый костюм и застилаю постель, тщательно проверяя, нет ли нигде следов спермы. Но вроде ничего не нахожу, что не может не радовать. Если мама узнает, что я с удовольствием сосала член «разгильдяя» недалеко от них с папой, то она ошалеет. А психику мамы нужно беречь. Ни к чему ей такие потрясения. И папу не стоит отвлекать от работы и злить, иначе для нас с Марком это добром не кончится.

Однако, это, по всей видимости, чётко осознаю только я одна. И крупицы страха с чувством самосохранения остались тоже только у меня. Марк Эндрюз же явно вконец обезбашенный парень.

Да, он не раз мне об этом заявлял лично, многие люди мне это повторяли, и вчера я сама оценила степень его бесстрашия, наивно решив, что это и есть предел. Но я ошибалась.

У Марка нет тормозов и понимания — что можно делать, а что — нет. Данный факт я осознаю предельно ясно, когда спускаюсь на первый этаж и захожу в столовую, где за обеденным столом сидят донельзя напряжённая мама, папа и — о-Боги-скажите-что-я-умерла-или-попала-в-параллельную-реальность — Марк собственной персоной.

Он беззаботно улыбается, поедая хрустящий тост, пока прямо напротив него сидит побледневшая мама, а во главе стола — багровый от ярости папа.

Кажется, вся жизнь пролетает мимо моих глаз. Я теряю дар речи, придерживаюсь за стену, чтобы не свалиться на пол от шока, помноженного на панику, и случайно задеваю рукой рамку фотографии. Она предсказуемо падает и с треском раскалывается на части.

Все присутствующие в столовой тут же переводят взгляд на меня. Мама — испуганный, папа — уничтожающий, а Марк — весёлый и неотражающий и тени того ужаса, что мощными каскадами ниспадает на меня.

– О, Мили. А вот и ты! – подаёт бодрый голос Эндрюз, ставя кружку с кофе на стол, и отодвигает рядом стоящий стул. – Давай, присаживайся поскорее. Завтрак остывает.

– Что ты делаешь? – единственное, что мне удаётся еле слышно выдавить из себя, а после, умирая от страха, я смотрю на молчаливых родителей.

– Как что? – улыбается Эндрюз, и впервые его улыбка меня не очаровывает, а раздражает. – Ты же сама мне сказала, что не хочешь скрываться от родителей, и я тебя полностью в этом поддерживаю, поэтому я и пришёл с ними знакомиться, а ещё просить у твоего папы разрешение на общение с тобой. И что-то мне подсказывает, что мы с ним уже обо всём договорились, – Марк бросает наглый взгляд на пышущего немым гневом отца. Тот не даёт положительный ответ, но и отрицательный не выкрикивает, что вводит меня в тотальный ступор.

Марк явно считывает по моему оторопелому лицу, что я крайне нуждаюсь в объяснениях и лошадиной дозе успокоительного, но увы, обеспечивает меня только первым:

– Рокфорд и впрямь деревня, Мили. Ведь сегодня утром меня ожидал приятный сюрприз. Оказывается, мне и знакомиться с твоим папой не нужно. Мы с ним давние кореши.

– Что? – от непонимания и страха аж подташнивать начинает.

– А то, Мили, что твой папа уже много лет является незаменимым адвокатом моего отца и моим личным спасателем, который неоднократно вытаскивал меня из полиции, – обрушив эту новость мне на голову, словно тяжеленный рояль, Марк вконец наглеет и насмешливо подмигивает папе. – И я уверен, что он и с дочерью своей мне разрешит встречаться, и ещё не раз избавит меня от заключения, не так ли, Алан?