В 16 году до н. э. Август вознамерился на три года отправиться в Галлию, опасаясь возросшего недовольства в обществе из-за его реформ. Дион Кассий называет еще одну причину отъезда: «Некоторые даже поговаривали, что удалился он из-за Теренции, жены Мецената, так как об их отношениях в Риме ходило немало пересудов, и будто бы даже намеревался жить вместе с ней где-нибудь за границей подальше от всяких сплетен. Он ведь и в самом деле до такой степени был в нее влюблен, что однажды заставил ее состязаться в красоте с Ливией»[327]. Уезжая в Галлию, Август не поставил Мецената во главе Рима и Италии, как прежде, поскольку из-за Теренции уже не питал к нему прежнего расположения[328].

Сенека в одном из своих писем обмолвился, что Меценат «тысячу раз женился — и брал ту же самую жену»[329]. Не исключено, что эти слова свидетельствуют о настоящем разводе с Теренцией[330]. Действительно, в «Дигестах» императора Юстиниана чудом сохранилось упоминание об этом бракоразводном процессе: «По делу Теренции и Мецената Требаций ответил в том смысле, что если развод был настоящим, то дарение получает силу; если развод был притворным, то наоборот»[331]. Но, расставшись с женой, Меценат спустя какое-то время стал буквально забрасывать ее подарками в надежде, что она вернется. И Теренция вернулась к нему — но лишь затем, чтобы через некоторое время вновь развестись с ним, и на этот раз уже окончательно. Можно лишь посочувствовать Меценату, тем более что брак с Теренцией не принес ему детей, и он остался без потомства.

Поскольку последние годы жизни Меценат серьезно болел, Август, по словам Тацита, позволил ему «не покидая города, жить настолько вдали от дел, как если бы он пребывал на чужбине»[332]. Умер он в 8 году до н. э. в одиночестве. Хотя он «и обижался на императора из-за своей жены, сделал его своим наследником, предоставив ему право распоряжаться всей (за исключением небольшой части имущества) своей собственностью в тех случаях, когда Август желал сделать подарок кому-то из своих друзей»[333]. Раскаявшийся император оплакивал смерть Мецената до конца своей жизни и не раз, оказываясь в ужасных ситуациях, восклицал: «Ничего этого не приключилось бы со мною, если бы живы были Агриппа или Меценат!»[334]

По своему характеру Меценат представляется достаточно мягким и добросердечным человеком, что свойственно многим тучным людям[335]. Он был единственным, кто мог благотворно влиять на Августа и усмирять его гнев. При этом, обладая величайшим влиянием на императора, Меценат никогда не пользовался им во вред другим людям, а напротив, по возможности пытался остудить гнев Августа и спасти невиновных[336]. Дион Кассий описывает следующий, весьма показательный, случай: «Меценат, представ перед императором, когда тот вершил суд, и видя, что Август уже готов многих приговорить к смертной казни, попытался пробиться сквозь обступившую императора толпу и подойти поближе, но не сумел и тогда написал на писчей табличке: „Встань же ты, наконец, палач!“ И словно какую-то безделушку, он бросил ее Августу в складки его тоги, а тот в свою очередь не стал выносить смертный приговор кому бы то ни было, встал и ушел»[337].

Известно также, что Меценат нередко принимал участие в судебных разбирательствах. Например, в 12 году до н. э. он вместе с Апулеем, племянником императора, выступал в роли защитника, пытаясь своим авторитетом поддержать обвиняемого. По словам Диона Кассия, «однажды, когда Апулей и Меценат подверглись оскорблениям во время судебного заседания по делу о супружеской неверности — не потому, что они сами вели себя каким-то неподобающим образом, но из-за того, что настойчиво помогали подсудимому, — Август вошел в зал суда и сел в кресло претора; он не стал применять никаких жестких мер, но просто запретил обвинителю порочить своих родственников и друзей»[338]. Человеколюбие и доброту Мецената весьма ценили граждане Рима, относившиеся к нему с большим уважением. Когда он впервые после долгой болезни в 30 году до н. э. появился в театре, публика встретила его восторженными криками и аплодисментами[339].

Фактически обладая огромной властью, Меценат категорически отвергал все ее внешние проявления. Он никогда не занимал никаких официальных государственных должностей, отказался стать сенатором и до конца жизни довольствовался положением всадника[340]. Поэт Проперций даже открыто высказывал свое недоумение из-за этого поведения Мецената:

Римский сановник, ты мог бы на форуме ставить секиры,

                Властью своею в суде произносить приговор,

Мог бы свободно пройти сквозь копья мидян ратоборных

                И украшать свой дворец пленным доспехом врага, —

Так как на подвиги те дает тебе Цезарь и силу,

                И без помехи всегда льются богатства к тебе, —

Все же уходишь ты в тень, себя выставляя ничтожным,

                Сам подбираешь края бурей надутых ветрил[341].

Положительные черты характера Мецената несколько блекли из-за его эксцентричности и изнеженности, тяги к яствам и роскоши, а также из-за навязчивого желания эпатировать публику своими выходками и одеждой[342]. Многие античные писатели упрекали Мецената в этом, в особенности Сенека, который полагал, что именно изнеженность испортила Мецената, и из-за этого все его таланты и дарования не смогли раскрыться в полной мере[343]. «От природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от постоянных удач», добавляет Сенека в одном из своих писем[344].

Действительно, Меценат обожал роскошь, ему нравились драгоценные камни и дорогая пурпурная одежда[345]. Известно также, что, в отличие от обычных римлян, придерживавшихся традиционной одежды, он не носил тогу и предпочитал более просторные одеяния, например, греческий плащ (паллий). При этом Меценат использовал его так, что «и на суде, и на ораторском возвышенье, и на любой сходке появлялся с закутанной в плащ головой, оставляя открытыми только оба уха, наподобье богатых беглецов в мимах»[346]. Такая манера одеваться, безусловно, вызывала недоумение и насмешки. Более того, свободно набрасывая паллий на нижнюю одежду, он часто расхаживал по Риму в неподпоясанной тунике, что было уже прямым вызовом общественному мнению[347]. Несмотря на все это, Меценат порой проявлял подлинное мужество. Например, в разгар гражданской войны, когда Рим был объят страхом