бровями.

— В смысле? — не понимаю я.

— Вдруг Камиль хотел тебя поцеловать, а я…

— Что ты такое себе напридумывала? Мы просто дружим, — перебиваю, краснея до корней волос.

— Ну мало ли. Он ТАК на тебя смотрит… — кокетливо улыбается.

— Прекрати, мам. Давай уже свой наполеон! — шикаю на нее я. — И еще, пожалуйста, не вздумай предлагать ему свою фирменную овощную бурду.

— Откуда ты знаешь, вдруг он оценит!

— Нет, — отрезаю я сухо.

— А погреть вам супчик со шпинатом? Или, может, приготовить оладушки из кабачков?

— Мам! Чай. Черный! И торт!

— Ладно-ладно, договорились! — сдается родительница, тонко считав мой настрой.

Чаепитие проходит под девизом «опозорь свою дочь на все сто». За то время, что несчастный Камиль находится у нас в гостях, мама успевает выдать море лишней информации. Про то, что я родилась недовеском (два килограмма четыреста граммов). Про то, что истерила весь младенческий возраст. Срывала с себя памперсы и бегала голозадой по двору деревни. Требовала купить огромного розового фламинго в первую поездку на море. Про то, что пела матершинные частушки и носила «стильный» горшок на голове. Еще и фотку показала! Ну не коза?!

— Прости, Камиль, это был кошмар, — сгорая со стыда, роняю лицо в ладони, когда едем в лифте.

— Ты что! Я столько всего о тебе узнал, — улыбается он.

— Да уж, спасибо маме!

— Ты правда пела матершинные частушки?

— Угу. У меня бабушка — баянистка. Таскала меня на заработки в метро, когда я мелкая была.

— И ты реально соседям дачу поджигала? — явно не верит он.

— Да, — признаюсь я. — Они папку паршивым ментярой обозвали. Я разозлилась! Поджарила им крышу. Потом увидела кота на этой самой крыше. Пришлось ловить его и с ним оттуда удирать.

— Никто не пострадал, надеюсь?

— Нет. Дома никого не было, я точно знала. У кошары хвост немножко подпалился, я коленки содрала, а так… пожар быстро потушили. Я ж к родителям заявилась, чтобы гордо сообщить, что Еремины щас останутся без крова и свалят с территории в закат.

— Вот это да. Опасная ты девушка.

— Скорее уж дурная! — смеюсь, толкая дверь подъезда.

— Не провожай на улицу. Холодно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но я уже спускаюсь по ступенькам, кутаясь в дутую куртку, накинутую на плечи. Да так и замираю, резко тормознув. Камиль от неожиданности в меня врезается, хватая по инерции за плечи.

— Ты чего, Саш? — обходит сбоку.

Он ждет от меня ответа, а я кручу головой по сторонам. Ищу Паровозова или его черную приору.

— Что такое? Все нормально? — хмурится Камиль.

— Да, — взволнованно сглатываю.

— Точно?

— Точно.

— Иди домой. Не мерзни. Спасибо за чай и угощения.

Киваю.

— До завтра, — выжимаю через силу.

— Пока, Саш!

Не знаю, сколько проходит времени. Юнусов уже давно исчез за поворотом, а я все еще стою на морозе с трепыхающимся под ребрами сердцем.

Блин.

Он был здесь.

Смотрю на припорошенный снегом букет ромашковых хризантем, лежащих на лавочке, и чуть не плачу…

Глава 20. Гнездо разврата

Илья

Кабан давит ленивую улыбку, когда мы толпой заваливаемся в одно из московских заведений. Пару недель назад его хозяина жестко прессанули. Клуб хотели отжать по беспределу, но в игру по команде «фас» вступили отмороженные на всю голову мы…

— Вот она, столичная развлекуха. Глянь-ка, — Витос толкает меня локтем в бочину и кивает в сторону извивающихся на помосте девиц.

— Охренеть! Они голые? — Черепанов присвистывает, подставляя морду под мигающие стробоскопы. — Того рот, я хочу тут жить!

— Тише, вы че как дикие! — возмущается Кирилл.

— Следуйте за мной, — встретившая нас у входа хостес разворачивается на своих высоченных каблуках-ходулях и направляется к лестнице.

— Очуметь, — Динамит едва не спотыкается на ступеньках, разглядывая периметр.

— Под ноги смотри, — недовольно цокаю языком.

— Сюда, — хостес, покачивая бедрами, ведет нас через зал, расположенный на втором этаже. — Ложе номер семь на сегодняшнюю ночь ваше. Располагайтесь.

Отодвигаю плотный занавес и прохожу следом за ней в кабинку, рассчитанную на приличную компанию.

— Как зовут тебя, краля? — интересуется Черепанов, задержав взгляд на ее верхних девяносто. А бюст у дамочки, надо признать, внушительный.

— Анжела.

— О! Как собаку моей тетки, — бездумно ляпает Виталик.

Ну не придурок?

Осматриваюсь. Приглушенный свет. Палка для стриптиза. Стеклянный стол. Фиолетовые диваны по кругу.

— Нормально тут у вас, — Антон усаживается на один из них, закидывает ногу на ногу и почесывает место выше носка.

— Рада, что вам нравится, — натужно цедит она, наблюдая за этим его движением.

— Согласен, Череп. Зачетно, — Виталик откидывается на подушки.

— Слушай, Анжелика…

— Анжела.

— Один хрен, — отмахивается Тоха. — Я че хочу спросить, шмот наш никто внизу не отработает?

— В смысле? — недоумевает она, нахмурившись.

— Я говорю, из гардероба вещички не ушуршат? У меня куртка новая.

— Антон… — многозначительно смотрит на Черепанова Дымницкий.

— Не, ну а че, Кир? Семь косарей на рынке в Жулебино корейцам отвалил, — невозмутимо выкатывает он.

Дымницкий закатывает глаза и вздыхает.

— Не переживайте. Ваши вещи никуда не денутся, — уверяет хостес.

— Смотри, Анжелика. С тебя спрошу, — грозит пальцем.

— Анжела. Перед вами меню, можете пока ознакомиться. Сейчас подойдет официантка. Илья, — на этот раз обращается исключительно ко мне. — Тебя ждет Рафаэль Ильдарович. Идем.

— Бля, я кроме оливье ни хрена знакомого из названий не вижу, — озадаченно чешет котелок Кабанов.

— Ёпта! Ну и цены! Да ну на хер! — Череп качает головой и откладывает меню на безопасное расстояние.

— Все за счет заведения. Так хозяин распорядился, — сообщает Анжела, презрительно поджав утиные губы.

— А, ну так бы сразу и сказала! — оживляется он.

— Ништяк, — бодро потирает ладони Динамит.

— Че и бухло бесплатно? — с подозрением в голосе переспрашивает Черепанов.

— Да.

— Ха! Гуляем, братва!

— Как обычно берем, по пивасику?

— Дурнила, ща будем дегустировать качественное пойло. Вискарик или конину например, — хитро прищуривается Тоха.

— Присмотри за ними, — наклоняюсь к Дымницкому.

— Ой да че, пусть пацаны немного расслабятся, — отмахивается тот беззаботно.

— А то ты не знаешь, чем заканчивается. По пьяне эти идиоты начинают творить всякую дичь.

— Кто бы говорил, Пикассо безграмотный, — громко ржет в ответ он.

Стиснув зубы, выпрямляюсь. Теперь, по ходу, при каждом удобном случае будут припоминать мне мой идиотский поступок…

Дергаю плотный занавес в сторону и сталкиваюсь нос к носу с зареванной официанткой.

— Извини.

— Да ничего, это вы извините, — улыбается сквозь слезы и делает шаг влево, чтобы меня пропустить.

Выискиваю взглядом серебристый костюм Анжелы. Она треплется с каким-то бритоголовым мужиком. Однако завидев меня, беседу прекращает и вскидывает руку.

— Нам наверх, — поясняет, когда подхожу к ней.

Пару минут спустя идем по длинному, скудно освещенному коридору. Логово Ильдаровича, как выясняется,