Шрифт:
Закладка:
Сейчас ей было стыдно своих слез, своего отчаяния. Сейчас была только злость. В который раз Адель в бешенстве повторяла про себя: «Он во всем виноват, во всем, из-за чего мне сейчас так трудно. Он сломал мою жизнь. У меня была мать, был свой дом. А теперь мне негде взять чашки кофе для завтрака, и все это сделал он. Я его ненавижу, и я ему когда-то за все отплачу».
Поначалу она еще питала какие-то иллюзии. Она хотела оставаться честной, отгоняла от себя даже мысль о том, что должна принять судьбу такой, как она есть. Она хотела работать. У нее были фантазии сделаться гувернанткой в каком-нибудь приличном доме - фантазии, которые очень скоро развеялись. Ей не удалось найти никакого подходящего места, к тому же, она быстро потеряла всякий интерес к поискам. Когда мадам Делаборд ответила на ее просьбу согласием, Адель стала продавщицей.
За время своей службы в бакалейной лавке Адель лучше поняла себя, чем за всю свою прошлую жизнь. Мало-помалу ее переполнила самая настоящая ненависть к этим кофейным банкам, сахару, перцу, корице, шоколаду. Она не видела ничего привлекательного в том, чтобы торчать за прилавком этого убогого заведения с утра до ночи, получая за это всего сто франков в месяц. Она терпеть все это не могла! Это было унизительно, недостойно. Более того, бессмысленно. Подобная работа не сулила никакого выхода. Жизнь гризетки ее не прельщала. И, кроме того, Адель не хотела работать вообще.
Да, вообще. Эта мысль поселилась в ее сознании, и единственное, о чем она мечтала, - это претворить ее в жизнь. В любви Адель потерпела крах, ее сердце, тело, душа были куплены Эдуардом за двадцать тысяч франков, и сейчас, со злой усмешкой вспоминая все это, она полагала, что сумма была мала. Адель хотела сейчас очень многого. Хотела стать богатой, известной, могущественной. Хотела иметь силу, перед которой, как она выяснила, склоняется все. Силой этой были деньги. Хотела она и получить возможность отплатить Эдуарду. Но надо было сделать все это самой, собственными силами, чтобы иметь потом повод для гордости.
Раньше она мало ценила материальные блага; теперь, познав работу и бедность, она хотела иметь все, что было у Эдуарда. Часто, идя по улице, она видела элегантные ландо, и хотела иметь такие же. Хотела возбуждать восторг у мужчин и зависть у женщин. Хотела, чтобы именно ее, а не какую-то другую даму, называли самой красивой парижанкой. Чтобы банкиры, герцоги и министры добивались ее взгляда, а она могла управлять ими, как вздумается. Ей хотелось теперь острых, циничных ощущений, даже некоторого насилия над мужчинами. Все это казалось недосягаемым, а потому еще более желанным.
Но сейчас она знала, кто она такая: бедная полуголодная девушка, каких тысячи в Париже. Ее положение было даже худшим, потому что она ждала ребенка.
Она села на постели. При мысли о ребенке снова захотелось есть. Она знала свои капиталы: тридцать семь франков двадцать су. Завтра нужно внести деньги за жилье. Завтрак у нее был всегда одинаков: хлеб и молоко; обедала она всегда в ближайшей убогой ресторации за 22 су. Три блюда без вина стоили даже на четыре су дешевле. В этом заведении всегда было одно и тоже: пропасть жареного картофеля, бараньи котлеты, мерланы. Надо было являться пораньше, чтобы иметь больший выбор. Вместе с Адель в заведение приходило много таких же, как она, гризеток, работниц, безработных писателей, бедных журналистов. Еда там вызывала у нее отвращение, так же, впрочем, как сам зал ресторации: длинный, полутемный, похожий на монастырские трапезные.
Обед за два су… Она усмехнулась, снова и снова пересчитывая на ладони монеты… Адель прекрасно знала, что в порядочном ресторане самый простой обед стоит пятьдесят франков - половину ее заработка.
Она покупала себе перчатки за 4 франка и даже за сорок су, зная, что у мало-мальски приличных портных все это стоит в десять раз дороже. Другие женщины, подобные ей, возможно, этого не знали, но она видела роскошь, была к ней приобщена, бывала в кафе Англэ, в сказочном Роше де Канкаль. И она не хотела терпеть нужду, потому что была уверена, что ее жизнь - там, наверху.
Она встала, одним движением плеча сбросила сорочку и, переступив через нее, обнаженная подошла к зеркалу. Зеркало это было маленьким и жалким, но, в сущности, сейчас это к делу не относилось. Адель в который раз стала рассматривать то, что в нем отражалось. Своим лицом она была довольна всегда: таких изумрудных глаз, точеного, чуть дерзкого носика, жемчужных зубов, такой ослепительной улыбки и шелковистых бровей вразлет было еще поискать. Все остальное - упругие небольшие груди, длинные стройные ноги, изящные стройные руки с безупречной линией локтя - тоже было выше всяких похвал. Правда, она чуть раздалась в талии и пополнела, но ведь многие даже не сочтут это недостатком. Природа наградила Адель поистине изумительной красотой. И Адель холодно подумала: за все это можно взять большие деньги. Не быть использованной, а именно взять деньги. Надо просто решиться, набраться бесстыдства и отваги. Ни того, ни другого ей теперь было не занимать.
Она инстинктивно чувствовала силу своей красоты. Едва увидев ее в лавке, сын хозяйки, Франсуа Делаборд, просто-таки застыл на месте. Затем начались ухаживания, с каждым днем становившиеся все навязчивее. Он прижимался к Адель, протискиваясь между ней и прилавком, потом стал звать на прогулку в Нейи. Этим упоминанием о Нейи Франсуа навсегда пробудил в Адель неприязнь и отвращение к своей особе, но других стоящих поклонников пока не было и приходилось терпеть. Потомив юношу дней десять, она заговорила откровенно. «Франсуа, - сказала она, - мне не хочется работать. Если я когда-нибудь уступлю вам, то вовсе не за так. Я буду вашей, если вы возьмете меня на содержание. Это будет не так дорого, как вы думаете. Если я вам надоем, вы скажете мне, и тогда я найду кого-то другого, а вы, как человек честный, подождете недели две, пока я это сделаю. Это будет честная сделка, не так ли? Скажите мне, если вы согласны, а если нет, то я больше ничего и слышать не хочу».
Этот молодой
