Шрифт:
Закладка:
На узкой кровати, почти упираясь головой в потолок, стоял среднего телосложения мужчина с легкой сединой, вооруженный почти таким же тесаком, как и все мы. Он кого-то явно загораживал своим телом.
Дальше действовал именно так, как решил. Напарник стоял немного неудобно и я тихонько, спокойным голосом окликнул:
-- Гайн! – и когда он только начал поворачиваться, всадил ему нож так, как учили. В поясницу, справа от позвоночника, направив лезвие немного снизу вверх.
Почки. Смерть от болевого шока в течение максимум пары минут.
Это был не первый труп на моей совести. В приснопамятных девяностых мне довелось послужить в Чечне. Нет, крутым бойцом я не стал, но… В общем, всякому учили и всякое бывало.
Мужчина на кровати чуть растерянно моргнул и вновь собрался, внимательно глядя на меня. И его взгляд мне не нравился.
-- Ты купец?
Он молчал, даже не дрогнув лицом. Похоже, что боец он получше меня. Я бросил нож на тело Гайна, внимательно наблюдая за торговцем – не метнул бы свой кинжальчик с перепугу. Хотя, тут ему нормально не размахнуться, конечно. Поднял руки на уровень плеч, раскрытыми ладонями к нему, в извечном жесте «сдаюсь» и сказал:
-- Нас предупредили о тебе. Давай думать, как выбираться. Быстро думать, купец.
Глава 21
Глава 21
МАРИ
Оскар вернулся, когда за окном уже светало. Стукнула калитка и побелевшая Олла медленно и неловко поднялась со своего места, с какой-то исступленной надеждой глядя на дверь.
Выглядел мой будущий муж далеко не лучшим образом – он был мокрый насквозь, прямо полностью, без куртки, в драной рубахе и вполне отчетливо постукивал зубами.
Заметив рывок Оллы ему навстречу, он успел перехватить ее и не дать прижаться.
-- Все хорошо, мама, я живой. Только очень мокрый.
Я испытывала какое-то странное, почти животное облегчение. Казалось, что с моих плеч сняли бетонную плиту, которая давила плотно и равномерно на душу и на разум. Острое понимание того, что этот, по сути, чужой мужик навсегда останется для меня самым близким в новом мире, смешивалось с радостью и недоумением.
Я этого всего не хотела, о такой жизни не мечтала. Просто так легли фишки – мы близкие друг другу люди, и такими останемся навсегда.
Я боялась встретиться с ним глазами -- ночью я все же вытянула из Оллы немного информации. Теперь я гораздо отчетливее понимала, что из себя представляют стаи – типичные бандформирования девяностых. И весь этот пасторальный поселочек, с крепкими домиками и трудолюбивыми селянами стоит, литературно выражаясь, на крови. Во время рассказа Оллы я невольно вспоминала парижский «двор чудес».
Город, которым я пару раз издалека любовалась и который мы с Оскаром собирались посетить на выходных, назывался Венгердо. Это столица герцогства, и там, в глубине города стоит дворец, где и проживает сам герцог. А место, где живем мы, называется Мормышка, а жители, соответственно – мормышники.
Мормышка поставляла герцогской столице свежих девок в публичные дома, контрабандные товары для торговли в окраинных лавочках, охранников, убийц и наемников, если кому-то из жителей, вдруг, нужно было решить щекотливую проблему.
Мормышка была местом жительства отребья и нищих под покровительством герцогской короны. За воровство в городе рубили руки подросткам и вешали взрослых. Зато здесь, в поселке, не действовали никакие законы.
Тяжело вздыхая, без конца осеняя себя решеткой молчания, разговорившаяся Олла вспоминала, что иногда с таких ночных работ Оскар возвращался забрызганный кровью так, что рубаху невозможно было отстирать.
-- Ой, деточка… -- она вяло махнула рукой. – Он ведь хороший у меня мальчик-то. И добрый, и жалостливый какой в детстве был, а только, что сделаешь, жизнь такая. Кто против стаи пойдет – жить все равно не дадут, – она вновь безнадежно махнула рукой и замолчала.
Больше мы с Оллой почти не разговаривали. Она думала о своем и боялась за «сына». Я с ужасом размышляла о том, каково приходится Андрею в этой ситуации. Неужели, он будет убивать? Возможно, это был дикий эгоизм с моей стороны, возможно, просто желание выжить, но я почти не думала о жертвах. Я волновалась только за него – пусть он выживет любым способом!
Я размышляла, что бы делала я в такой ситуации. Убила бы? Или предпочла бы, чтобы убили меня? И с каким-то тихим ужасом, заглянув в собственные темные глубины, понимала – я бы билась за свою жизнь. Скорее всего, проиграла бы, и очень быстро. Я не боец… Но однозначно билась бы, как смогла.
Я дала себе слово, что никогда не стану осуждать Андрея за то, что сегодня, возможно, он стал убийцей. Я четко понимала – я не лучше. Но когда он вошел, я не смогла смотреть ему в глаза. Какой-то иррациональный страх -- я чувствовала себя его подельницей, мне было не страшно, скорее, стыдно.
Мы с Оллой хлопотали по дому – грели воду, собирали одежду. Голый Оскар, закутанный в одеяло, жадно хлебал горячий суп. Его ноги парились в тазу с водой. Я металась по дому вместе с хозяйкой, помогая ей и не зная, как заговорить с ним.
Похоже, он заметил мое состояние. Кривовато ухмыльнувшись, сказал:
-- Не нагнетай. Посплю – поговорим.
Я только покорно кивнула головой, с ужасом думая о том, через что ему пришлось пройти.
Вымотанная Олла ушла спать, я выплеснула остатки грязной воды. И когда вернулась, увидела, что Андрей уже лежит лицом к стене. Трогать его не стала – ушла в коморку Оллы, на свою тахтушку.
Разговор состоялся на следующий день, сильно после обеда. Встали мы все поздно – сказывалась бессонная ночь. Олла охнула и засобиралась с корзинкой яиц на рынок.
-- Хоть сколько-то успею продать.
Я по-прежнему боялась смотреть в глаза Андрею. И как только за матерью захлопнулась калитка, он с каким-то раздражением поймал меня за рукав, подтянул к себе и, вздернув свободной рукой мой подбородок, просто вынудил посмотреть ему в лицо.
-- Что, уже все знаешь? Теперь с убийцей и разговаривать не будешь?!
Злость вспыхнула как ответная реакция на безумие этого мира, на собственную беспомощность и на его дурацкий вопрос.
-- Что ты ведешь себя как истеричка? Ты мужик или баба сопливая? С чего ты взял,
