Четыре дня мы с телохранителем выгребали мой и его лимит на покупки в тюремном магазине, чтобы подготовить стол, достойный старшего сержанта Муна. В итоге на почти четверть миллиона вон был накрыт вполне себе достойный ужин на десять персон, с рамёном, сушеным мясом, многочисленными закусками и сладкой газировкой вместо соджу. Кто-то из зэков предложил поставить из этой жижи брагу, но Мун Джин отказался, справедливо ткнув пальцем в белую нашивку на своей груди и заметив, что проблемы с администрацией не для него.

Тюремная охрана смотрела на все происходящее сквозь пальцы — до надзирателей быстро дошел слух, что один из заключенных оказался армейским командиром местного главаря корейской группировки — ведь подобный расклад был им только на руку. В тюремной иерархии появилась дисциплинированная фигура, которая пользовалась авторитетом не за свои бандитские дела, а за вполне легальную службу государству, да еще и сидел Мун Джин не по тяжкой статье. Так что от подобного банкета всем сторонам была одна лишь выгода.

В эти же дни я обсудил с Мун Джином и то, что мой адвокат перестал выходить на связь.

— У меня нет прямого контакта с госпожой Пак Сумин, — признался здоровяк, — но я всегда могу связаться со своим товарищем из NIS, а он уже поговорит с ней. Что думаешь?

Использовать нисовца как гонца мне не хотелось — все же, любой чекист птица гордая, и дергать подобных людей, тем более агентов-следователей, лишний раз не стоило. Так что от такого расклада я отказался. А вот о чем договорился — так это о том, чтобы Мун Джин взял на себя мое финансовое обеспечение. Я без затей предложил здоровяку логин и пароль от моего интернет-банкинга, чтобы он смог перекинуть деньги с моей зарплатной карты с помощью телефона Гю Чона или госпожи Юн Хян Ми на свой счет, но на это Мун Джин только отмахнулся.

— Полмиллиона вон в месяц, о чем вообще речь? Я на бензин больше тратил, — ответил мужчина. — Вообще не проблема. Тем более, моя фирма до сих пор работает без каких-либо преград.

— Да ладно? — удивился я.

— Да, мы с госпожой Пак Сумин хорошо подготовились, — кивнул Мун Джин. — Директором я больше быть не смогу, но вот учредителем — легко. Так и поступили. А один из моих заместителей получил повышение.

Мужчина хмыкнул, но больше в подробности вдаваться не стал.

О его невесте мы толком не говорили. Мун Джин понимал, что фигура Юн Хян Ми была для меня неприятна, да и сам он не хотел лишний раз вспоминать свою избранницу. Насколько я понимал позицию здоровяка — он открыто осуждал поведение женщины и единственное, что заставляло его оставаться рядом с ней, это долгие и глубокие чувства, которые он питал к дочери Юн Донджина. По поведению здоровяка я видел, что у него были ко мне какие-то неудобные вопросы; Мун Джин внимательно за мной наблюдал, а иногда бросал такие взгляды, будто бы пытался подловить на какой-то лжи. Но маска Кан Ён Сока прикипела к моему лицу довольно плотно и Кан Гванджин, который в полной мере расправил плечи рядом с Пак Сумин, сейчас даже носа своего не показывал. Я был просто головастым ассистентом чебольки, который угодил в мясорубку семейных разборок и целиком и полностью осознавал свое место.

Работали мы, само собой, не вместе. Мун Джин без каких-либо пререканий записался в бригаду, работающую на погрузочных работах. Как сказал сам здоровяк — лучше ему таскать тяжести, чем горбатиться за швейной машинкой. Варианта вообще не работать у нас не было — обоим нужны были баллы на ежемесячной комиссии по рейтингу, а Мун Джину так и вовсе они были просто жизненно необходимы, ведь для него условно-досрочное за хорошее поведение было не пустым звуком, как в моем случае, а вполне себе реальным сценарием. Сидеть полтора года бывший телохранитель не собирался и уже к концу лета планировал выйти на свободу, в том числе и при содействии своего влиятельного будущего тестя.

Как-то за обедом у нас зашла речь о том, как на мой арест и суд над Мун Джином отреагировали наши женщины. И впервые Мун Джин рассказал мне что-то о Пак Сумин. Рассказал конкретно о ней, а не о делах, которыми занималась годзилла.

— Я же приехал к вам на квартиру тем же утром, сразу после того, как тебе позвонил, — вспоминал здоровяк, зябко кутаясь в пуховик и пытаясь спрятаться от февральского ветра, который продувал насквозь всю прогулочную площадку. — Меня сначала и пускать телохранители не хотели, еле прорвался.

— Уже по тону слышу, что ты пожалел, — усмехнулся я, отгрызая кусок вяленого мяса. По консистенции это было больше похоже на какое-то лакомство для собак, но на вкус вполне себе. Правда, я старался не думать, из какого-такого мяса делают эти стики, если цена за сто грамм всего четыре тысячи вон.

— Госпожа Пак Сумин меня чуть взглядом тогда не прожгла, — поежился бывший телохранитель. — Даже дышать было страшно.

— Вот как? — удивился я.

Впрочем, это было в характере годзиллы. Еще во время похищения в исполнении Ким Аран, чеболька показала стальной стержень своего характера.

— Тогда мы и договорились, — продолжил мужчина.

— Что ты сядешь?

— Нет, что сделаю все, что смогу. Тогда же я и предложил ей связаться с Гю Чоном. Это, кстати, он мне сообщил, что за тобой выехала группа захвата.

— Это он вовремя, — согласился я.

— Не зря названивал? — уточнил Мун Джин.

Видимо, его давно интересовал этот вопрос. Успел ли он меня предупредить, или нет.

— Ну, твой звонок только подтвердил мои догадки. А так бус я заметил, еще подходя к дому.

— Мне иногда кажется, что ты какой-то спецагент, — покачал головой Мун Джин.

— Нет, просто я северянин. А бус без наклеек, чистенький, новенький, на другой стороне улицы и характерного темного цвета — это к группе захвата по чью-то душу, — усмехнулся я. — Это моя обычная северная паранойя, ничего необычного. У нас же внезапные проверки тоже не редкость? Например, на предмет соответствия прописки и местонахождения в ночное время.

— Облавы, что ли? — уточнил Мун Джин.

— Проверки, — поправил я здоровяка. — Чтобы не забывали о правилах.

— Значит, не зря позвонил.

— Конечно