И дело не только в нашей с Ладой крови, которую раздобыть — раз плюнуть. Мелкая, к примеру, ежегодно проходит медосмотр в своей закрытой школе. Подкупить медсестру или доктора — пустячное дело. Но не так прост батюшка, да и дед, думаю, постарался, защитил родовые ценности. Вот и пролетели жаждущие откусить кусок пирога от сваровского наследства. Похоже, не в то горло полез кусочек-то.

Я ухмыльнулся, предвкушая, как на выходных, если служба не помешает, мы с мелкой отправимся в поместье. Побродим по знакомым местам, оценим масштаб работ. Если повезёт, пообщаемся с неведомой охраной, познакомимся, так сказать. В схрон я пока лезть не собирался. Ни к чему. Больше чем уверен: следят за нами сейчас в сто раз пристальней, чем все эти годы. А уж после моей наглой выходки с графом Жарко все, кому мешали спокойно спать остатки нашего рода, и вовсе должны призадуматься.

Ну что, князь Громовой Илларион Филлипович, не думал ты, что расплата скоро грянет? А она грянет, гарантирую. Я нехорошо усмехнулся, позволив себе ненадолго вернуться в прошлое…

« Где теперь род Сваровых? А нет его. Испарился, исчез, уничтожен. Остались пацан да девка, у которых нет ничего. Ни силы, ни власти. С какой стати мне тебе помогать?»

Пацан да девка, говоришь, князюшка? Я пил кофе и вспоминал, вспоминал тот холодный зимний день.

«Так и быть… сестру можешь оставить. Примем в княжеские слуги, отошлём в деревню, там вырастет… а как подрастёт да отдаст долг, в пору девичью войдёт, выдадим замуж за приличного человека, не пропадёт».

Долг, говоришь, отдаст? Отдаст, князь, не извольте сомневаться. Вот со мной и передаст как раз всё, что мы вам задолжали за шесть лет. С процентами передам, не беспокойтесь.

— Слав… Ты чего? — на кухню протопала сонная Лада. Сестрёнка куталась в халат, ёжилась и старалась держаться от меня подальше.

Я вынырнул из своих мыслей и сообразил, что прогулки в прошлое добра не несут. Сила, воспользовавшись моей слабостью, растеклась по дому, накаляя воздух.

— Ну вот, смотри, что ты наделал? — огорчённо вздохнула мелкая. — Цветы завяли!

— Извини, правда не хотел, — я загнал силу на место, поставил чашку на стол, обнял сестрёнку за плечи. — Я тебе новые куплю.

— Мне эти нравились, — вздохнула Лада.

Я внимательней присмотрелся к сестре, влюбилась, что ли, в Коржика? Да ну не может быть!

— Влюбилась что ли, подколол я мелкую, наблюдая за её реакцией.

— Вот ещё, глупости не болтай, — фыркнула Ладамира, засыпая кофе в турку. — Просто Коржик, в отличие от вас, увальней, настоящий джентльмен! Он знает, как угодить девушке, — мелкая любовно погладила подвявшие бутоны, чуть подпалённые лепестки с тихим шуршание осыпались на стол. — Ну вот…

— Ты сейчас про нашего сумасшедшего учёного говоришь? — переспросил я, когда до меня дошли слова мелкой. — Коржик — джентльмен? А он кроме своих пробирок и колбочек что-нибудь ещё замечает в этой жизни?

— Тоже мне, командир называется, — сестра вздёрнула брови, окатила меня профессионально светским презрительным взглядом, сняла турку, налила себе кофе и уселась напротив меня. — Коржик — истинный аристократ. В отличие от вас, которые в этой своей опричнине напрочь позабыли манеры и как принято ухаживать за девушками.

— За какими девушками? Не вижу здесь ни одной? — я демонстративно покрутил головой и тут же пригнулся от летящей в мою сторону чайной ложки. — И тебе доброго утра, сестрёнка. Попытка засчитана, в роль вошла отлично, госпожа графиня великого рода, — подколол я. — В школу не опаздывай, теперь тебе не с руки, госпожа наследница. Придётся вести себя, как подобает имени и статусу.

— Чёрт, — мелкая поперхнулась кофе. — Вот умеешь ты, Славка, настроение с утра испортить.

— Старался, на том и стою, — хохотнул я. — Всё, я на службу, поторопись! Время! И не ругайся, графиням не к лицу!

Что ответила мелкая, я уже не слышал, шагая в сторону административного корпуса на встречу с куратором. Настроение было прекрасным: два врага повержены, сестрёнка объявлена наследницей, причём с богатым приданым и родовыми землями. Живём и радуемся! Но как выяснилось, князь Вяземский тоже большой любитель портить прекрасное утро.

Я недовольно хмурился, глядя на Вяземского.

— Александр Алексеевич, ну вот давайте серьёзно: не все предатели ограблены, многие даже не убиты, да даже не вы… пардон, не изнасилованы в мозг! А вы мне дело какое-то шьёте! Божественное!

— Не шью, а выдаю. Что за тюремный жаргон, Свар? — куратор поморщился. — С уголовниками вчера переобщался? Чем, кстати, дело закончилось с этими благородными разбойничками?

— А то вам не доложили, — буркнул я.

— Что мне докладывают, не твоё дело, — отрезал князь. — Раз спросил, значит, хочу от тебя ответ услышать.

— Разошлись мирно, как в море корабли одного государства.

— Что думаешь по поводу молчания разбойничьего бога?

— Да ничего я не думаю, — досадливо проворчал я. — Моё дело приказы выполнять.

Я вытянулся во фрунт и вытаращил на князя круглые глаза:

— Разрешите идти, исполнять распоряжение?

— Хватит, — Вяземский чуть выпустил силу. — Хватит, Свар. Давай поговорим как взрослые люди.

— А мы до этого как разговаривали? — изумился я.

— Как взрослый человек с капризным мальчиком, у которого отбирают игрушку.

Я опешил от такого наезда.

— Ваше сиятельство, — сдерживая гнев, начал я. — Вы дали обещание. Я свою миссию выполнил. Теперь ваш черёд слово держать. Какая, к ежам лешачьим, божественная миссия? На кону князь Громовой!

Я раздражённо дёрнул плечом, недовольный странным молчанием князя.

— Найдите кого-нибудь другого, кто отправится в Навь выяснять, почему боги молчат, как ягнята в загоне. У меня другие задачи…

Куратор задумчиво кивал, внимательно слушая мои объяснения.

— Так-то оно так, Свар, — князь встал из-за стола, прошёлся по кабинету, затем обернулся и, глядя на меня в упор, поинтересовался. — А ты уверен, мой юный друг, что откусил кусок по размеру, чтобы прожевать и не подавиться?

— Вот тут не понял! — возмутился я, чувствуя, как сила недовольно ворочается внутри.

— Спокойно. Успокойся, говорю, — куратор чуть добавил своего воздействия, я недовольно рыкнул, но загнал гнев поглубже.

Контроль и холодный рассудок.

Вяземский всегда держал своё слово, ни разу за эти годы меня не