Саша осторожно взял переданный ему саквояж и открыл его. Внутри он был разделен на несколько отсеков. На одной из стенок была прикреплена потемневшая от времени металлическая пластинка, на которой красовалась выведенная каллиграфическим почерком надпись на дореформенном русском языке. Начертаное Саша прочел вслух: — Мастерская Спиридонова К.Ф. 1825 год.

— Ему же почти… сто пятьдесят лет! — благоговейно произнес впечатленный юноша.

— Да! Это саквояж врача тех времен. И он использовался по прямому назначению почти до самой революции, переходя от одного владельца к другому, — подтвердил отец Кати.

— Откуда он у Вас? — не сдержался юноша, прекрасно осознавая бестактность вопроса.

— О-о! Эта очень интересная история! — начал академик. — Этот саквояж мне вручил мой учитель, профессор Ленинградской Военно-Медицинской Академии, Никитов Валентин Михайлович. А ему его учитель, профессор Сорокин, а тому его.

— Здорово! А зачем? Что в нем такого особенного? — вмешалась дочка.

— Это… вроде как талисман. Но главное не сам саквояж, главное те слова, которые мой учитель мне сказал, когда передавал его.

— Какие? — хором воскликнула молодежь.

— Эти слова передавались из поколения в поколение, от одного ученого к другому. Я тогда спросил своего учителя, зачем он столько времени возится со мной, простым студеном. Уверял, что я никогда не смогу ему вернуть этот долг времени и сил, которые он на меня тратит.

— И что он ответил? — с горящими глазами спросила Катя.

— То, что я сейчас скажу Александру, — лицо академика стало серьезным и невозмутимым. — Я занимаюсь с тобой не для того, чтобы ты когда-то помог мне. Я занимаюсь с тобой, чтобы ты, когда придет твое время и ты будешь на вершине успеха, и к тебе придет такой же, горящий жаждой знаний, новый молодой ученый, беспрекословно с готовностью и рвением помог ему, — отец помолчал, и добавил: — Завтра мы увидим, настало ли мое время передать тебе этот саквояж. Чтобы уже ты ждал нового юношу, которому передашь его позже!

Все замолчали осмысливая все вышесказанное и осознав всю глубину мысли, поняли главное. Наука — это не только изобретения и открытия. Это традиция научного общения, сохранения и передачи того огня познания тайн природы, который и двигает настоящих ученых. И который они передают друг другу через все времена. Пусть с трудностями и невзгодами, противоречиями и интригами. Но это их жизнь… жизнь настоящих ученых, горящих душою за любимую идею, за желание движения вперед, стремление к высоким целям и далёким горизонтам. Да, пускай не всегда на этом непростом пути, встречаются их ждёт успех и одобрение со стороны коллег. Пусть не всегда честны помыслы и ясны намерения. Но это особый мир. Со своими законами и правилами, взлётами и падениями. Мир учёных!

И вот сейчас, глядя на этот скромный, но одновременно дорогой саквояж, каждый из присутствующих, особо остро почувствовал дыхание времени. Тот непередаваемый дух единения многих и многих поколений учёных, объединённых веками.

— Я не подведу, — твердо ответил Саша и отец Кати, слегка прикрыв веки, одобрительно кивнул.

— Все! Идем! — перебила всю торжественность момента, своенравная дочь. — Нам еще в универмаг нужно успеть! Потом разберётесь со своим саквояжем.

И она, пока благородные речи отца полностью не завладели вниманием благодарного слушателя, поспешила перевести ситуацию в свою пользу. Схватив кавалера за руку, она решительно потащила его за собой — прочь из квартиры.

Но, победа Кати оказалась сомнительной и недолгой. Из оперы: «От волка бежал, да на медведя напал». Выйдя из подъезда, где жили Бессоновы, они направились домой к Саше, но возле соседнего подъезда они неожиданно столкнулись с его, так называемыми родственничками: мамой и старшим братом, ну и в качестве бесплатного приложения Нинка. Впрочем, как позже оказалось, не таким уж и бесплатным. Эта своего не упустит.

— Здравствуй, Саша! — радостно воскликнула мама. — Здравствуй, Катюша.

— Здравствуйте, Людмила Петровна! — поздоровалась в ответ Катя, растерянно переводя взгляд с Саши на мать, но тот упорно молчал, лишь кивнув в ответ. Алексей с Ниной, абсолютно не разделяя восторг матери, на «торжественность» момента тоже отреагировали короткими кивками.

«Ну надо же! Актриса Большого театра. Зачем так переигрывать?» — лицо младшенького перекосилось в ироничной ухмылке.

— Господи! Какой костюм! — мама со знающим видом пощупала ткань пиджака и оценила фасон костюма. — Сынок, где ты его купил? Мало того, что таких нет нигде, так он и стоит больших денег. Даже у Василия Петровича, такого нет!

«Да неужели, — в душе сыночка всё клокотало от распираемого хохота. — Как же так? Квартира четырёхкомнатная, машина, дача… чего там у него ещё? Да хоть самолёт. А костюма приличного нет. Что ж ты, маман, так прогадала. Могла с мужем оставаться. Он скоро ещё не так одеваться начнёт. И с девочками молоденькими зажигать. Вот посмотрю я тогда на твой удивлённый фейс».

— Ну как где? В магазине. По блату конечно великому. Спасибо маме Кати. Но не бесплатно. Деньги одолжил. А то завтра я выступаю с докладом перед ученым советом Института Белка, с демонстрацией прототипа. Пришлось подсуетиться, чтобы выглядеть презентабильно… в смысле прилично.

— Что? — мама пребывала в полном недоумении, а парочка злыдней, стоящих рядом, так и застыли с разинутыми от удивления ртами.

— Так получилось, — не стал вдаваться в подробности ее младший сын.

Пока мать расспрашивала сына, между девушками тоже состоялся шушукательный диалог.

— Мы только что вернулись из месячного путешествия по Кавказу и Крыму, — жеманно, не понимая как она глупо выглядит со стороны, тягуче растягивая слова, произнесла Нина, надменно глядя на свою, вроде как, соперницу.

— А мы с Сашей закончили работу над его изобретением, которое перевернет всю медицинскую науку! О котором он завтра доложит на Научном совете института, — улыбаясь ответила Катя.

— Что? — Нина даже в лице переменилась от подобной новости. — Это… это когда же он успел-то? — и тут же, спохватившись, что откровенно палится, увела диалог в другое русло: — Вижу, ты решила его приодеть? — ехидно прошипела Нина. — И правильно, а то он все время ходил как оборванец, мне всегда было стыдно идти с ним рядом.

— Ты меня извини, Нина, но ты как была хабалистой дурой, так ею и осталась! — Катя продолжала улыбаться, в душе