Рейчел где-то нашла бокал для кофе и теперь наливает в него красное вино — дорогое, судя по бутылке. Разговоры постепенно стихают, и в комнате слышится только «бульк-бульк-бульк».

— Не беспокойтесь, я буду пить из этого бокала, — говорит она, словно отвечает на чей-то вопрос.

Она стоит прямо посреди столовой, у кухонного «островка». На ней красное платье с глубоким вырезом. Мой взгляд будто сам по себе притягивается к ней, к ее черным игривым стрелкам на веках, создающим эффект кошачьих глаз, к ярко накрашенным глянцевым губам. Остальные гости, я вижу, тоже то и дело на нее поглядывают. Правда, я не сразу понимаю, что привлекает их не только ее алое платье с декольте, в котором белеет неестественно светлая кожа. Они смотрят на ожерелье из безобразных синяков, обвивающих ее шею, словно широкая багровая цепь. Боже, что с ней случилось?

Ужин окончен, кухня заполняется гостями. Многие собираются в группы, радуясь, что наконец-то появилась возможность самим выбрать себе собеседников. Я — тоже не исключение.

Ищу в кухне Чарли или Хелен. Я надеялась, что за ужином Серена посадит меня рядом с Хелен. Меня мучила совесть, ведь с момента нашей последней встречи в кафе я так и не нашла времени повидаться с ней. Она постоянно приглашает меня на кофе, а я со столь же неизменным постоянством отказываюсь, ссылаясь на занятость в связи с судебным процессом. Но по приходе я посмотрела план рассадки и увидела, что и Хелен, и Чарли отвели места по другую сторону стола. По опыту я знала, что никто не посмеет нарушить предложенный Сереной план рассадки гостей. На тарелках красовались даже именные таблички. В столовой горели свечи и благоухали розы. Приборы на каждой тарелке были связаны вместе ленточкой кружева; каждый набор украшала веточка розмарина. Словно здесь справляли не обычный день рождения, а устраивали свадебное торжество. Я поискала глазами Чарли. Его посадили рядом с Рейчел.

— Кэти! Как же я рада снова тебя видеть!

Рейчел меня заметила. Я улыбнулась, стараясь не смотреть на ее шею. Ее широкий рот, покрытый вишневым блеском, тоже трансформировался в улыбку, которая казалась перекошенной, поскольку линия контура губ была нанесена неточно. Сама она худенькая, как воробышек, но грудь ее налилась, живот начинал округляться. По большому счету, по ней даже не скажешь, что она в положении, особенно если сравнивать ее с большинством беременных женщин, которых разносит, как надувных кукол.

— Привет, Рейчел, — здороваюсь я. — Как дела?

Сейчас Рейчел вроде бы живет у Хелен. За ужином я пыталась расспросить об этом Дэниэла, но он сидел от меня по диагонали, через несколько человек, и мы плохо слышали друг друга. Он просто закатил глаза к потолку и покачал головой.

Я глянула в сторону террасы, думая, что Чарли, возможно, вышел покурить. Двери, ведущие туда, были открыты. Серена расставила на террасе фонари, вишневое дерево опутывала светящаяся гирлянда. Некоторое время назад лил дождь, но теперь все здорово — воздух холодный и свежий, растения мокрые, в столовую с улицы проникает густой землистый запах.

— Ну как там процесс об изнасиловании?

Рейчел задала свой вопрос громко. Несколько человек, умолкнув при слове «изнасилование», обратили взгляды на меня.

— Сложный. Много работы. Я рада, что сумела выкроить свободный вечер.

Вчера домой я вернулась за полночь. Дорога из Кембриджа была сущим кошмаром. Основную трассу из-за аварии закрыли. Пришлось добираться в объезд по плохо освещенным дорогам. Вовсю хлестал дождь. «Дворники» на лобовом стекле трудились на полную мощь. Вообще-то Хью велел мне заночевать в отеле.

— Ты выпотрошена, Уилер. Не садись за руль в такую погоду.

Конечно, он действовал из лучших побуждений, но я не могла остаться — хотела домой, хотела ненадолго уехать от того ужаса. В машине у меня имелся всего один компакт-диск, и я слушала его снова и снова, включив музыку на полную громкость. Надеялась, что это поможет забыть то, о чем говорилось на судебном заседании во второй половине дня. Результаты экспертизы показали, что у пострадавшей под ногтями были обнаружены занозы. Когда эти сведения представляли, она, стоя на свидетельской трибуне, смотрела в пол, пряча глаза под упавшими на лицо волосами. Словно это ей следовало стыдиться. А обвиняемые, в дорогих костюмах, сидели со скучающими лицами, обмениваясь записками или ухмыляясь, если присяжные на них не смотрели. Даже когда она описала суду свое состояние после произошедшего. Тогда она думала, что лучше б умерла.

Во время оглашения результатов судебно-медицинской экспертизы я невольно пыталась представить, что чувствовала несчастная девушка, когда собирали доказательства: волокна, образцы биологических жидкостей. Белый диагностический стол, холодное прикосновение металлических инструментов. А у меня самой хватило бы мужества пройти через все это после перенесенного надругательства? Покидая здание суда, я увидела ее на противоположной стороне улицы. Она подпоясывала пальто. Адвокат что-то говорил ей, но, казалось, она его не слушала. Наши взгляды встретились, всего на мгновение, когда она заметила меня. Я кивнула. Она отвернулась.

После я зашла в паб через дорогу от здания суда и написала полный отчет. Стиснув зубы, пыталась сохранять объективность, ведь нужно было отразить позицию и противной стороны. Оба подзащитных отрицают все предъявленные им обвинения. Отослав статью, я с облегчением выдохнула.

Как же я радовалась, видя указатели на Лондон, огни автострады, пьяные лица шатающихся бражников в Кэмден-Тауне. Неряшливые террасы на моей улице. И вот скрежет ключа в замке, мяуканье Сокса, прикосновение его мордочки, трущейся о мои ноги. В моей квартире царил беспорядок, коврик в прихожей устилал ворох непрочитанных писем, в холодильнике было пусто. Я включила воду полным напором, разделась и запихнула все свои вещи в стиральную машину. Потом очень долго стояла под душем.