– Я так зла на тебя, Ной! И на себя тоже, поскольку не поняла раньше, как тяжело тебе пришлось и до какой степени ты на самом деле вымотался. – Она тяжело вздохнула. – Я прочитала твою книгу.

– Все настолько плохо? – поддразнил я, но Шарлотта проигнорировала мои слова.

– Я читала о Европе и просто поверить не могла, на что ты пошел ради меня и нашего будущего. Решиться на такое путешествие слепым, в одиночку… Это же безумно тяжело и опасно… Господи, Ной.

Она разрыдалась, и я протянул к ней руки.

– Иди сюда, детка.

Шарлотта снова забралась в постель и повернулась лицом ко мне. Я вытер ее слезы, но они продолжали струиться по щекам не переставая.

– Я не мог сказать тебе, Шарлотта. И не хотел. – Я погладил ее по волосам. – Это не имело значения.

Она подняла голову.

– Для меня имело! Когда я по-настоящему задумалась, через что тебе пришлось пройти… то ощутила себя полнейшей идиоткой. В тот вечер в Зальцбурге ты рассказал мне о поездке, но я не услышала. Я слушала твои слова, но не осознавала их смысл. Я так обрадовалась, увидев тебя, а ты… не стал вдаваться в подробности.

– Намеренно, – добавил я.

– Но почему?

– Потому что, Шарлотта, я бы почувствовал, что воспользовался тобой. Мне чертовски не просто далось решение оставить тебя. Но я не хотел, чтобы ты простила меня только потому, что путешествие изнурило меня. Я хотел, чтобы ты простила меня, потому что так было правильно. Шарлотта… – Я обхватил ее милое личико в ладони. – Это было мое испытание огнем, и не важно, как сильно я обжегся. Знай одно: ты того стоила. И если придется, ради тебя я повторю это еще сотню раз.

– Не стоит, Ной, – прошептала она. – Такие усилия вовсе ни к чему. Господи… мне нечего прощать. Разве ты не понимаешь, как много дал мне еще до начала гастролей? Ной, да я в принципе отправилась в эти гастроли только благодаря тебе. Твоя любовь и вера в меня вернули мне музыку.

– Ты бы нашла ее и без меня, детка.

– Нет. Когда? Спустя еще один год бесполезной игры на скрипке, тусклых репетиций и пропущенных прослушиваний? – Она крепче сжала мои руки. – Именно ты заставил меня по-настоящему понять, что я упускаю. Именно ты поймал ускользающий шанс и протянул мне со словами: «Возьми, это твое. Сейчас самое время». И я должна была извлечь на свет то, что таилось внутри меня, и сделать это одна – точно так же, как ты поставил себе цель научиться справляться со слепотой в одиночку. Только у меня не хватило сил оставить тебя. Зато они нашлись у тебя. И достаточно храбрости, чтобы сделать это.

– Я совсем не чувствовал себя храбрым, – пробормотал я, уткнувшись ей в волосы. – Я ежедневно, ежеминутно хотел все бросить и сдаться.

– Но не сдался ведь, – ответила она. – Я очень благодарна, что ты повел себя правильно ради нас обоих, пусть даже пришлось тяжело. – Она еще крепче прижалась ко мне. – Ты храбрый, Ной. Необыкновенно…

Я сжал Шарлотту в объятиях и целовал до тех пор, пока она не успокоилась. Ее прерывистое дыхание стало ровным, и в какое-то мгновение я решил, что любимая заснула. Но тут она шмыгнула носом и, немного отодвинувшись, устроилась на подушке лицом ко мне.

– Ты захватил его с собой? – спросила Шарлотта.

– Что?

– Кольцо.

Я открыл рот, потом снова закрыл.

– Ты прочитала о Париже.

– Я прочитала всю книгу.

– Тогда ты знаешь, что я никак не найду подходящий момент.

– А чем тебе не нравится сейчас? – тихо подсказала она. – По-моему, момент самый подходящий.

– Господи, нет, – усмехнулся я. – Здесь? Это будет самое неромантичное предложение за всю историю предложений.

– Вот-вот, как раз то, что нужно, – продолжала настаивать она. – Ничего грандиозного. Знаешь, о каком предложении я мечтала? Только мы вдвоем и не важно где. Лишь бы потом не расставаться с тобой до конца жизни.

Боже, ну что за женщина! Мне тут же захотелось вскочить на ноги и сделать все, что она просит. Задать ей наконец-то тот единственный вопрос, что остался нерешенным между нами. Но писк монитора, фиксирующего пульс, вернул меня к реальности, напомнил, где мы находимся и что это может значить.

– С минуты на минуту могут войти врачи. И одному богу известно, что они скажут. Думать о чем-то другом – чистый эгоизм.

– Так стань эгоистом. Хотя бы раз в жизни, Ной.

– А если врачи принесут плохие новости? Что нам тогда делать?

– Пожениться. – Она нежно коснулась ладонями моего лица. – Я твоя, Ной, в болезни и здравии. И никакие слова врачей этого не изменят.

Тепло затопило меня, прогоняя больничный холод, все страхи и сомнения. Я пылко поцеловал ее и испытующе посмотрел на нее, все так же держа ее лицо в своих ладонях. И в конце концов сдался. Шарлотта была там, по ту сторону черного занавеса, и всегда будет рядом.

– В левом кармане пиджака, – выдохнул я.

Шарлотта соскользнула с постели, но быстро вернулась и устроилась на узкой старой больничной койке. Она вложила мне в руку черную бархатную коробочку.

– Ты ведь читала книгу и уже знаешь, как оно выглядит, – пробормотал я, вертя коробочку в руках.

– Чуть-чуть представляю. Но это не то же самое, что видеть наяву.

Я кивнул и открыл коробочку. Она судорожно втянула воздух. Наверное, это хороший знак. Но я отчего-то разнервничался.

– Я подумал, что ты не захочешь чего-то вычурного, – произнес я. – Это старинное кольцо, и я решил, что ты его оценишь. – Я прочистил горло. – Ну… тебе нравится?

– О, Ной. Это самое прекрасное кольцо из всех, что я когда-либо видела.

– Мне показалось, оно идеально тебе подойдет.

Я на ощупь достал кольцо из коробочки и в тот же миг позабыл, что нахожусь в больнице. Я больше не слышал писка медицинской техники, не чувствовал стерильного воздуха, исчезли даже трубки и провода. Остались только Шарлотта и я. Она была совершенно права. Время пришло, каким бы неожиданным ни казалось выбранное место.

Мы лежали на одной подушке, повернувшись лицом к лицу. Я придвинулся ближе, притянул Шарлотту к себе и прижался лбом к ее лбу.

– Иди сюда, детка. Я задам тебе один вопрос. И хочу в это время смотреть на тебя.

Я зажмурился, а открыв глаза, понял, что добился желаемого. По реакции ее тела и судорожному вздоху я догадался, что смотрю Шарлотте прямо в глаза.

Не отводя взгляда, я нащупал ее левую руку.

– Я люблю тебя, Шарлотта.