— Да. Я могу тебе дать точное время, если необходимо.

— Да, это нужно. — Глаза Майкла высматривали переулки, пересекающие маршрут. — Мы должны добраться до Адама, когда он идет по этому маршруту на работу или домой.

— Забудьте про эту затею. — Маккеррен налил еще немного вина в свой стакан. — Мы уже думали об этом. Мы хотели подскочить в машине, пристрелить гестаповских мерзавцев и вывезти его оттуда. Но…

— Но, — прервал Майкл, — вы поняли, что первым будет убит Адам, если кто-либо кроме этих двух следит за ним, и что все равно из Парижа его не вывезти, даже если бы он и уцелел при захвате. А кроме того, каждый, кто примет участие в операции, будет либо изрешечен пулями, либо попадет в руки гестапо. Правильно?

— Более или менее, — сказал Маккеррен, пожимая мощными плечами.

— Так как же войти в контакт с Адамом на улице? — спросила Габи. — Всякий, кто остановит его хоть на несколько секунд, будет немедленно схвачен.

— Не знаю, — признался Майкл. — Но мне кажется, что это надо делать в два этапа: сначала дать знать Адаму, что ему хотят помочь. А затем вытащить его. Но этот второй этап, — он вздохнул, — будет весьма непростым.

— Да, верно, — сказал Маккеррен. Он отставил стакан и тянул бургундское прямо из горлышка. — Это что-то вроде того, о чем мои напарники по черной охране говорили в Дюнкерке четыре года назад, когда наци прижали нас к берегу: нужен фокус, чтобы выбраться. Вот и нам, черт возьми, нужно его придумать. — Он горько усмехнулся. — Но большинство моих друзей лежат под двумя метрами земли, а я вот тут, все еще во Франции. — Он вернул бутылку на стол. — Просчитывали все возможные варианты, дружище. Любой, кто пойдет на контакт с Адамом, будет схвачен гестапо. Точка.

— У тебя, конечно, есть фотографии Адама, — сказал Майкл.

Габи открыла еще одну папку и передала ему черно-белые фотографии — лицо Адама анфас и в профиль, типа фотокарточек для удостоверений личности. На фото был изображен хмурый худой блондин сорока с лишним лет, в круглых очках с проволочной оправой. Адам был человеком без отличительных черт, без какого-либо выражения на лице — словом, из тех, лица которых трудно запомнить, но легко забыть. Бухгалтер, подумал Майкл. Или банковский служащий. Майкл просмотрел досье агента, известного под кодовым именем «Адам». Рост — 177 см. Вес — 62 кг. Не левша. Сфера интересов — коллекционирование марок, садоводство, любовь к опере. Родственники в Берлине. Одна сестра в…

Майкл вернулся к слову «опера».

— Адам ходит в парижскую Оперу?

— Очень часто, — ответил Маккеррен. — Денег у него немного, но все, что он имеет, он тратит на эту чепуху.

— У него постоянная ложа, которую он делит еще с двумя любителями, — сказала Габи, понимая, куда клонит Майкл. — Мы можем уточнить номер этой ложи, если нужно.

— Могли бы мы передать записку кому-нибудь из этих друзей?

Габи подумала секунду, потом решительно покачала головой:

— Нет. Насколько мы знаем, они не друзья, а просто служащие, которые снимают ложу вместе с ним. Любой из них может работать в гестапо.

Майкл вернулся к изучению фотографий Адама, чтобы убедиться, что он запомнил каждую деталь этого невыразительного лица. За этим лицом, подумал он, кроется нечто очень важное. Он чувствовал это нюхом, как запах бургундского изо рта Маккеррена или жесткий запах пороха от кожи Габи.

— Я найду, как до него добраться, — сказал Майкл.

— Средь бела дня? — Маккеррен приподнял свои мохнатые рыжие брови. — На глазах у нацистов?

— Да, — уверенно ответил Майкл. Он выдержал тяжелый взгляд Маккеррена.

Тот что-то промычал и отвернулся. Майкл не знал, как он выполнит это задание, но путь должен найтись.

— Мне нужно удостоверение личности и пропуск по дорогам к Парижу, — сказал он. — Не хочется, чтобы меня задержали по пути.

— Пойдем.

Маккеррен повел его по коридору в другую комнату; там два человека работали с фотокамерой, тщательно внося последние штрихи в поддельные нацистские пропуска и удостоверения.

— Здесь тебя сфотографируют как надо. Ребята хорошо знают свое дело.

Они прошли в соседнюю комнату, где Майкл увидел нацистские мундиры — полевые серые и зеленые; кепи, шлемы и сапоги. На трех швейных машинках работали женщины, пришивая пуговицы и знаки отличия.

— Мы сделаем из тебя офицера связи, отвечающего за телефонные линии. К тому времени, как ты уйдешь отсюда, ты узнаешь все о немецких системах связи, про все их узлы. Чтобы усвоить это назубок, тебе понадобится не менее двух дней упорной работы. Потом мы отправим тебя в Париж с водителем. С одним из моих Андре. У нас неподалеку хранится прекрасная штабная машина. Шеф говорил, что твой немецкий вполне хорош, но требует практики, так что начиная с восьми часов завтрашнего дня это — твой единственный язык.

Он достал карманные часы.

— У тебя остается около четырех часов, чтобы помыться и поспать. Сейчас это необходимо.

Майкл кивнул. Четыре часа сна — больше чем достаточно. Кроме того, надо смыть гарь и пыль с лица.

— Неужели у вас здесь есть душ?

— Не совсем. — Маккеррен усмехнулся и глянул на Габи, которая последовала за ним. — Это сооружение построено при римлянах, когда Цезарь был на вершине славы. А они любили помыться. Габи, ты покажешь что и где нашему другу?

— Пойдем со мной, — сказала Габи.

Майкл последовал за ней.

— Габи! — сказал Маккеррен. — Ты