Шрифт:
Закладка:
Разговаривать при всех на улице с мужиком в шубе, пусть даже и братом, работнику министерства, да еще литератору, было чертовски неудобно и стыдно, но это предоставляло хорошую возможность выказать свою образованность. А швейцар, пописывая заметочки в газеты, приобык даже их читать и создал уже нечто похожее на своеобразный стиль. Этим стилем он и обратился к своему бывшему другу — пусть почувствует, с кем имеет дело!
— Я в последнее время служу в министерстве, — подчеркнул Мармалюс. — А как там у вас, в социалистическом сельском хозяйстве, как боретесь за досрочное выполнение задач семилетки, каковы производственные показатели? Ага, великие задачи, разумеется, вдохновляют. А как организовано социалистическое соревнование среди колхозников? Тепло ли зимует скот, достаточна ли кормовая база? Ага, удои, значит, упали? А как развивается самодеятельность, какие новые культурные мероприятия внедряете? Хорошо. Организовали, так сказать, духовой оркестр. Ага. А каков прожиточный уровень, как с питанием?
— Ты дурака не валяй, говори по-человечески. А для чего ты этот блин носишь? — показывая на папку швейцара, засмеялся друг.
Однако Микас Мармалюс и не думал шутить — его нос заметно поднялся вверх, и на колхозника свысока нелюбезно глянули две заросшие волосами ноздри.
— Твоя речь показывает, что ты не одолел отсталости прошлого и являешься тормозом в деле ликвидации разницы между городом и деревней. Ну, мне пора в министерство... — и, уходя, Мармалюс приподнял к шапке один палец.
Оставив остолбенелого друга, швейцар повернул прямо к дочери кладовщика, в которую влюбился вчера на танцах.
Сперва, узнав, что отец возлюбленной — всего лишь простой кладовщик, Микас задрал нос и уже собрался было надеть свой «пирожок» на голову, но когда дочка проговорилась о собственном каменном доме и «Волге», остывшая любовь вновь разгорелась. Домик и машина были действительно весьма изящные, деликатные, интеллигентные вещички, владелец которых естественно чувствовал себя интеллигентом, превосходящим в значительной степени любого деятеля науки. Ведь на зарплату кладовщика приобрести такое добро способен не каждый — тут нужен талант!
А швейцар крепость взял, можно сказать, без боя: дочка кладовщика была оглушена с первого взгляда усиками и брюками Мармалюса. В конце концов любимая совершенно растаяла, когда узнала, что Микас — к тому же и служащий министерства, и писатель. Оказалось, она любит литературу и разное искусство — ею собраны целые комплекты журналов мод и киножурналов, фотоальбомов, рукоделий, разноцветной помады для губ и другие ценности искусства.
Высокая эрудиция Мармалюса сразила дочку клаловщика окончательно, и он смело и с большой надеждой стал поглядывать на «Волгу» любимой.
— Тысяча — ноль в мою пользу! — весело загремел он, вернувшись домой в тот вечер.
Открыв папку, в которой, помимо таблиц спортивных соревнований, вырезанных из газет информаций собственного сочинения, нескольких фотографий и тетради, больше ничего не было, вырвал он один лист и сел писать письмо родителям.
«Дорогие домочадцы, — писал он. — Я уже не работаю на стройке, теперь устроился в министерстве. Министерство — это такое большое здание, что только один калидор будет примерно полкилометра. Уже научился фатаграфировать и пишу в газеты, за это получаю ганарар. Ганарар — это деньги за писание. Когда больше нахалтурю, то сабираюсь купить акардион. Также собираюсь жениться на одной очень богатой барышне. Если выгорит, то когда наступит сезон летнего отдыха, домой уже прикачу на «Волге».
Вы только углубитесь: сколько здесь фантазии и мечты! Разве это не чистейшая лирика, не поэзия, не глубокая мудрость? Жаль только, что судьба пожалела ему более высокого служебного поста. Однако все признаки показывают, что он взберется на высоты. Даже трудясь на столь скромной ниве, он переполнен вдохновением, находит пищу — то бишь корм для своей тонкой души.
Мимо него проплывают папахи, шляпы, беретки, шапки различных моделей. Простые повседневные шапки он любит задерживать:
— Вы куда, гражданин?
— К министру.
— Нельзя. Министр теперь на заседании.
Министр, конечно, теперь не заседает, и не дело швейцара контролировать проходящих, но разве пустишь к нему всякого любого!
Опечаленный, тихо поругиваясь, гражданин уходит... А Мармалюса захлестывает теплая волна собственного величия и могущества.
ПОЧЕТНАЯ ГРАМОТА
Истинный факт
Выпивка была рядовой, даже случайной и далеко не исторической. В историю входили только те, что измерялись 24‑часовой мерой — стало быть, сутками — и попадали в казенные бумаги. А что написано пером, того, как известно, не вырубишь топором.
Стало быть, встретил в тот раз Бонкаклюкис[15] своего знакомого Лашаса[16], и почувствовали внезапно друзья, что в груди у обоих ожил неукротимый, ненасытный червяк.
— Задавим этого червя! — сказал Лашас.
— Заморим его, ненасытного, — одобрил Бонкаклюкис.
И заморили и прикончили ту гадину, глубоко-глубоко утопили. Оба строителя до тех пор друг другу ставили, пока не перекосились, как дверные косяки в построенных ими домах. А потом пытались поставить один другого на ноги. Однако это были напрасные усилия — встать удалось только в отрезвительном учреждении.
Не больно веселыми воротились молодцы с похорон червяка. Ясно, ведь похороны — не свадьба. А вскоре и сам начальник надумал с победителями повидаться.
Пришли, вытянулись оба перед начальством. Только трудно стоять — ноги в коленках гнутся. И предстоящее яснее ясного: хоть борьба с этим паразитом живота и выиграна, все одно знаешь, что похвалы не дождешься.
Отхватили наши друзья честно заработанных чертей и, по предложению начальника, встали на виду перед местным комитетом, ожидая, что к начальниковым чертям прибавится еще половина профсоюзной преисподней. Но чертей больше не добавилось. Вместо них председатель, улыбаясь, вручил... квитанции на подписку — каждому была заказана «Строительная газета» на весь год.
— Это в наказание — объяснил он. — Налакаетесь снова, придете пьяными на работу или в общественных местах будете слоняться на полусогнутых — еще подпишем. В счет зарплаты.
Дескать, времени у вас много, водку хлещете — так уж лучше почитать, фотографии посмотреть. Отныне ко всем пьющим будем такое просветительное средство применять.
Обрадовались друзья, что сухими из воды вышли, растрогались и даже начальника поблагодарили. Говорят — действительно сейчас век расцвета науки и техники, а мы в этом году только на районную газету подписались. Надо, говорят, просвещаться, учиться, передовые методы в строительство внедрять и культуру всесторонне воспринимать. Словом, взялись люди за ум и из-за своей отсталости глубоко огорчились.
Подумали — и
