жилы и кости, скользит дальше. Но вот всё остальное катание — это как подготовка к этому прыжку, нет красоты. Сейчас при прыжке сердце от предчувствия падения не заходится. Девушки плавно, можно сказать, танцуют под музыку, и у них всё есть, это не четырнадцатилетние подростки с фигурами мальчиков. Тут и бёдрышки (совсем не куриные) есть и грудь колесом. Ножки длинные и стройные. Красота, одним словом.

Романов, выслушав пламенную речь Боброва, который попытался повторить доводы Фомина о пользы длительных сборов чешских и советских фигуристок вместе в Москве скептически покрутил головой. Не в отрицающем жесте шеей в одной плоскости голову поворачивающей, а в покачивании из стороны в сторону этой головы и недовольной миной на лице одновременно.

— Это же сколько денег. Селить где-то надо, питание организовывать. Ох, не знаю.

— А опозорятся наши на чемпионате мира или даже на олимпиаде в 1952 году? — очень тихо, но всё же, чтобы Романов услышал, сказал Вовка. Как бы про себя размышляя.

Услышали и Романов и главный комсомолец. И опять Романов головой покачал.

— А ещё можно во всех газетах в СССР написать, что для совместных тренировок приехали из братской Чехословакии, народ которой встал на путь строительства коммунизма, фигуристки опытом обмениваться. А ещё перенимать опыт создания в коллективах комсомольских организаций.

— Ты, Фомин, змей, — хохотнул Михайлов. — Прямо не в бровь, а в глаз. Мне идея наших спортсменов нравится. А деньги? Хм. А деньги пусть… Не, не так, зачем тут деньги? Я поговорю с Василием Иосифовичем, ему такой обмен опытом тоже понравится, разместит и прокормит пяток дивчин.

— А… — Романов всё сомневался.

— Да, не тушуйся, Николай Николаевич, вон и ЦДКА с «Динамо» над чешками шефство возьмут, в музеи сводят. Сводите, ребята? — он подмигнул Боброву.

— Сводим…

— И тоже статью в «Комсомольскую правду», — Николай Александрович Михайловповернулся к Фомину. — Напишешь.

— Надо, напишу.

— Вот, и договорились. Вечерком подойди, Николай Николаевич, к руководителю чехословацкой делегации, а я завтра в Праге в ЦК у них этот вопрос поставлю. Только это, Фомин, Бобров, чтобы золото было.

— Самим надо, — буркнул Вовка.

— Ха-ха! — Руководство весело заржало. — Всё, ребята спасибо за идею. Идите. Вон та в белой шубке чешка кого-то шукает на трибунах. Не вас случаем?

Событие тридцать пятое

Никого драть нельзя! Запомни это раз навсегда. На человека и на животное можно действовать только внушением.

Михаил Булгаков «Собачье сердце».

Матч с прибалтами получился неожиданно валидольным. Словно кто-то из волшебников, Дамблдор, например, взял и сварил для них зелье, которое одновременно придало этим парням смелости, выносливости, упёртости и умения играть в хоккей. А не, не все ещё плюшки, ещё Гудвин тоже поучаствовал и выдал им приличную порцию свежих мозгов. Качественных, и что любопытно, каждому.

В результате полученных от волшебников плюшек прибалты очень достойно свели первый период к ничьей. Когда усталые «лётчики» поплелись к сколоченным в десяти метрах от хоккейного корта сараям, ну да, к своему сараю, а соседи по СССР к своему, то на фанерных щитках, выставленных в окошках табло, чернели округлостями два нуля. И это при том, что Чернышёв менял составы примерно каждые три минуты, и все три пятёрки ВВС МВО не покататься выходили, а играли очень достойно. Вовку Чернышёв берег… Это он так сказал, на самом деле это десять, должно быть, процентов от правды, просто сам играющий тренер решил стариной тряхнуть, возможно это его последний международный матч в качестве игрока. До конца сезона в чемпионате, если травму не получит, он ещё доиграет, а вот на Чемпионат мира в следующем году и даже на кубок Шпенглера, если швейцарцы снова пригласят русских, это вряд ли.

Потому Фомин смотрел на игру со скамейки запасных. И он, может, единственный из команды понял, что случилось, что на порядок… в разы, так точно, более слабая команда прибалтов на равных борется с тремя ведущими пятёрками советского хоккея и, без лишней скромности можно сказать, что и всей Европы. С канадцами ещё нужно силами померяться, а чехов, которые всех в Европе громят, уже несколько раз победили. А случилось простое событие — прибалты решили, что это их последний и решительный бой. Что нужно этих русских варваров победить, даже если после этого все победители попадут на больничную койку или их всех сгноят в урановых шахтах. И это не тренер им такую установку дал, установка может и не сработать при столкновении с реальностью. Это они сами себя завели.

В раздевалку хоть и не щелястую, как в Куйбышеве, но всё одно, сколоченную на скорую руку из неструганных досок, команда вошла подавленная. Игроки выдохлись, но это бы ладно, для того и перерывы в хоккее, чтобы за пятнадцать минут хоккеисты силы восстановили. Хуже другое. Народ был растерян. Дома в Москве и там, в Риге и прочих прибалтийских столицах, они вполне уверено громили этих же людей, а после того, как освоили новшества привнесённые непонятным Артистом, то разница в классе получалась просто очевидной. И вдруг… Что случилось? Прибалты вцеплялись в шайбу и бились за неё насмерть, они бросались под броски, прикрывая собой ворота, они не только оборонялись, но и пытались атаковать, и только мастерство Вовки Третьякова пару раз спасало ворота «лётчиков» от неминуемого гола.

— Артист, давай, заводи свою бодягу про море и солнце. — Прислонился к покрытым инеем доскам играющий тренер.

— Мужики, а что случилось? — ввалился вслед за командой в раздевалку Савин.

— Не идёт игра, — развёл руками Аркадий Иванович, он шапочку минингитку вместе с каской снял и от его головы сейчас облаком пар поднимался, а по лицу ручейками пот стекал. Закончился период очередной атакой динамовской пятёрки.

— Я знаю, что случилось, — перекричал поднявшийся шум в раздевалке Вовка. Народ стал друг другу объяснять, да, мол, просто непруха, не пошла игра. Бывает. Не мы