С одного из таких приглашений и начинается история государства Российского. В год 6370 (862), в разгар междоусобиц, одолевавших славян, они решили следующее: «„Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы […]. Сказали руси […]: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».

Историк Ф. И. Миллер первым обратил всеобщее внимание на этот летописный рассказ и был обвинен в том, что не любит русский народ. С его усердных исторических разысканий берет начало, как выразился современный исследователь Д. Н. Верхотуров, «старинная забава русских историков – спор о варягах» («Valla», 2018, № 4).

Еще «отец русской истории» Н. М. Карамзин, с большим почтением относившийся к трудам Миллера, полагал (и обстоятельно доказывал), что «варяги», приходившие на земли восточных славян в IX–X вв. или же нападавшие на них, имели скандинавское происхождение, то есть были викингами, как те, кто разорял в те же годы берега Англии или Франции.

Но если в Западную Европу викинги приплывали по морю на парусных кораблях, то в глубь Восточной Европы продвигались по рекам на гребных судах. Здесь они звали себя Ruotsi, «русь», что переводится как «воины-гребцы» (кстати, финны и эстонцы до сих пор зовут шведов «руотси», «руосси»). «Те варяги назывались русью». Это надплеменное наименование «становится впоследствии обозначением княжеской дружины, а затем распространяется на подвластные первым варяжским князьям земли и племена, превращаясь в название страны – “Русь”», – пишет российский историк Е. В. Пчелов («Рюрик», 2010). Точно так же область расселения норманнов во Франции стала именоваться Нормандией.

Зато свой родной язык викинги со временем забыли, растворившись среди коренных жителей тех мест, где обосновались: во Франции они говорили теперь на французском, в Русской земле – на «словенском», или русском. Лишь отдельными блестками-словами напоминает о себе давно забытое, почти онемевшее прошлое. Ряд широко известных нам слов в русском языке имеет скандинавское («варяжское») происхождение. К ним относятся витязь, стяг, кнут, якорь, ящик, скот, сельдь.

И еще их присутствие напоминает о себе многочисленными находками, которые сделали археологи за последние десятилетия. Предметы скандинавского происхождения найдены во всех древнерусских торгово-ремесленных поселениях (Ладога, Тимерево, Шестовица) и ранних городах (Новгород, Псков, Киев, Чернигов). «Скандинавы не просто бывали на Руси, торговали с Русью, но и жили, работали и умирали здесь», – подчеркивает Е. В. Пчелов. Более 1200 скандинавских предметов вооружения, украшений, амулетов и предметов быта, а также орудий труда и инструментов VIII–XI вв. происходят примерно из 70 археологических памятников Древней Руси. Известно около 100 находок граффити в виде отдельных скандинавских рунических знаков и надписей. Масштабные археологические раскопки, проводившиеся в советское время, привели к признанию значительной роли скандинавов в становлении Руси.

Итак, история призвания варягов обсуждалась в научных кругах России с середины XVIII в., но то, что долгое время замыкалось в рамках академических споров, с 1930-х гг. легко могло стать «академическим делом». Научный спор превратился в идеологический. В нацистской историографии подчеркивалось, что славяне, расселившиеся в великой и обильной стране, не способны были навести здесь порядок до тех пор, пока на их землю не пришли истинно нордические люди – норманны, давшие им государственность. Теперь все повторялось…

В свою очередь, в СССР стало опасно утверждать, что история нашей страны начинается с того, что «княжить и володеть ей» пришел отряд викингов, то бишь германцев. Сомневаться в исконно славянском характере Русского государства отныне было запрещено. Любое противное мнение считалось ненаучным, а факты, его подтверждавшие, замалчивались или толковались превратно.

Что ж, как шутил недавно умерший российский историк Л. С. Клейн: «Если бы татарское иго было менее освещено источниками, то признание его тоже бы отвергалось ультрапатриотами как унизительное для восточных славян, и были бы в науке татаристы и антитатаристы…» («Антинорманизм как проявление “научного патриотизма”», 2018).

Лишь с 1960-х гг. идеологические фантазии сталинской эпохи начинают уступать место анализу реальных фактов. Теперь в кругах серьезных историков уже никто не оспаривает тот факт, что государственность среди славянских племен Восточной Европы зародилась лишь с появлением здесь пришлых воинов – варягов, которые, впрочем, быстро «ославянились», смешались с местным населением, когда захватили власть над ним. Сегодня споры ведутся вокруг национальности варягов. Археологические находки и лингвистические данные однозначно свидетельствуют, что это были скандинавы, но ряд историков считают такой вывод «непатриотичным» и говорят о прибалтийских славянах-ваграх. Что ж, во все времена история была очень идеологизированной наукой!

Иду на вы

964 г.

В парке уездного города Серпухова по соседству с памятником Петру Аркадьевичу Столыпину, последнему рыцарю Старой России, спасшему страну от разрушительной революции 1905 г., воздвигнут памятник первому рыцарю Древней Руси, князю-витязю Святославу (годы княжения: 945–972). Воин-герой молча смотрит на деятеля-героя, и их разделяет славная тысячелетняя русская история.

Святослав и впрямь, как никто другой из князей русской старины, пробуждает в памяти образы рыцарей средневековой Европы – тех, кто через сто лет с лишним лет после его гибели, будучи обуреваем такой же, как и он, жаждой сражаться, отправится в поход на Святую землю. Свою «землю обетованную» всю недолгую жизнь искал и он, Святослав, походя круша чужие царства с той же легкостью, с какой ломают стулья.

Князь Святослав.

Скульптор Е. А. Лансере. 1886 г.

История его жизни умещается на нескольких страницах Повести временных лет (далее курсивом выделены цитаты из нее), и почти все, что рассказано там, посвящено военным походам Святослава, до которых он был жаден, как настоящий политик – до интриг. Но Святослав, если подводить итог его свершениям, политиком не был. Почти все, чего он добивался, было после его смерти утрачено: и языческая вера, которую он отстаивал, смеясь над крещеными («ибо для неверующих вера христианская юродство есть»), и низовья Волги – хазарская земля, пройденная им, стремительным, как кочевник («быстрым был, словно пардус»), и завоеванное им болгарское побережье, где он замыслил осесть («не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей»). Даже могилы своей он не обрел после смерти. Убитый печенегами в пути, он стал добычей их, как иной зверь становится добычей