и любовь – эта тема была вездесуща. В фильме «Избыток жизни» Вольфганга Либенайнера, который часто называют последней ласточкой «руинного кинематографа», одна супружеская пара на грани полного разрыва одновременно сдает – по недоразумению – свою полуразрушенную мансарду двум студентам: Карин и Вернеру. Те с радостью вышвырнули бы друг друга из квартиры при помощи полиции, но пока вынуждены сосуществовать под одной крышей на крохотном пространстве. Решимость, остроумие, боевой дух и уверенность в себе – всего этого у Карин оказывается чуть больше, чем у ее соседа. Такая вольность нравов (злополучное соседство кончается свободной любовью под дырявой крышей) в сочетании с пренебрежением к статье уголовного кодекса о сводничестве пришлась по душе не всем членам послевоенного общества, хотя оно и не страдало избытком бюргерской морали, который ей кое-кто приписывает. Как писала газета Die Zeit, «для студентов эта парочка слишком бездуховна».[146]

Были и женские общины, причем масштабы этого явления впечатляют. В промышленном городе Дуйсбург семьдесят пять одиноких работающих женщин поселились в современном, только что построенном жилом комплексе с множеством малогабаритных однокомнатных квартир. Семьдесят шестая кнопка дверного звонка принадлежала домоправителю. Это была отнюдь не унылая казарма для одиноких женщин и не женский монастырь, а построенная на средства социального жилищного строительства женская община, в которой коллективизм сочетался с полной частной независимостью. Единственное условие: вышедшие замуж должны были освободить жилплощадь.

Избыток женского населения – выигрыш для мужчин

Причиной повышенной сексуальной активности послевоенных женщин был феномен, ставший в то время притчей во языцех: преобладание женского населения над мужским. Было много красивых женщин и очень мало мужчин. Да и те пребывали в плачевном состоянии – ковыляли на костылях, хрипели и харкали кровью. Конечно, элегантные мужчины вроде Ганса Зёнкера или Дитера Борше существовали не только на киноэкранах, но на этот хорошо сохранившийся «товар» был слишком большой спрос: на каждого из них претендовали десятки женщин. Во всяком случае, так пессимистично представляла себе ситуацию прекрасная половина населения Германии, что подтверждало и бросающееся в глаза преобладание женщин на городских улицах. В одном из летних выпусков киножурнала 1945 года пожилая и, судя по всему, состоятельная супружеская пара прогуливалась мимо развалин домов на Унтер-ден-Линден. С респектабельным старцем то и дело заговаривают молодые женщины, и его супруге стоит немалых усилий отражать их атаки. Вполне вероятно, что это постановочная сцена, но она хорошо иллюстрирует упомянутый феномен, занимавший умы послевоенных немцев и особенно немок.

Более пяти миллионов немецких солдат погибли на войне. Шесть с половиной миллионов немецких военнопленных в конце сентября еще находились в плену у западных союзников. Более двух миллионов их товарищей голодали в советских лагерях. Еще в 1950 году на тысячу мужчин приходилось 1362 женщины. На первый взгляд ситуация не такая уж драматическая, однако картина существенно меняется, если обратить внимание на самые «перспективные» возрастные группы: из каждых пяти солдат 1920–1925 года рождения не вернулись с войны как минимум двое. Особенно ощутимым было численное несоответствие двух полов в больших городах. То, что, судя по многим рассказам, в Берлине на одного мужчину приходилось шесть женщин, очень похоже на правду.[147]

«Шесть женщин на одного мужчину, шесть женщин на одного мужчину» – эти суггестивные, многократно повторяющиеся слова воспринимаются как своего рода музыкальный лейтмотив художественного фильма «Берлинская баллада» 1948 года, звучащий то как обещание, то как грозное предостережение. Герой фильма – вернувшийся с войны изможденный солдат Отто, роль которого исполняет Герт Фрёбе, изумленным призраком блуждает по разрушенному городу. Наконец он находит в этой каменной пустыне, в районе Берлин-Митте, свой дом, поврежденный, но уцелевший. Однако в его квартире обосновалась брачная контора «Аморцентрале фрау Холле». Хозяйка знакомит его с новыми нравами. Отто продолжает свои странствия по Берлину, мучимый сюрреалистичным видением, в котором шесть пухленьких женщин чуть ли не дерутся за его тщедушную фигурку. «Слишком много женщин! Слишком много женщин!» – звучит за кадром. Однажды скитания привели Отто в ночной парк, который кишел любовными парами и напоминал «Парад любви», вошедший в моду полвека спустя. Они сидели под деревьями, на пнях; в распоряжении одной из них был даже американский джип. Эти двое счастливчиков увлеченно беседовали, не понимая ни слова из того, что говорит собеседник: она на немецком расписывала ему предстоящую свадьбу, он же, молодой американский солдат, на английском рассказывал ей о бойне и консервной фабрике своего отца в Детройте. «Тысячи сердец ищут любви, многие люди так одиноки, – звучит за кадром. – Тысячи сердец ищут любви, и эти поиски не кончаются». Но даже такой заманчивый призыв, как «У меня есть старая походная кровать. В ней так хорошо вдвоем мечтать», не мог подвигнуть робкого Отто броситься в дамские объятия. [148]

Этот проклятый численный перевес отравлял женщинам жизнь. Он больно ранил их женское достоинство. Журнал Constanze в 1949 году попытался подбодрить своих читательниц посредством шуточного стихотворения, в котором высмеивался один черный «бимбо», вообразивший, что в условиях профицита женщин секс даже для такого, как он, – не проблема. С помощью этой расистской «Очень печальной баллады о слишком многочисленных одиноких женщинах» редакция Constanze упрямо стремилась доказать, что женщины разборчивы и прихотливы даже «на безрыбье». Но как раз эту гордость они постепенно утратили. [149]

Какими бы самостоятельными ни стали женщины, многие из них мечтали о покое, который мог бы внести в хаос их неустроенной послевоенной жизни мужчина. Однако не нужно иметь особых арифметических навыков, чтобы понять, что этого счастья женщинам было не видать как своих ушей, хотя бы только по статистическим причинам. А за тех, кому было лень считать, это делали газеты, с готовностью тиражировавшие мрачные прогнозы с доставкой на дом. Rhein-Neckar-Zeitung 8 апреля 1951 года сообщила, что «у полумиллиона женщин в возрасте от 25 до 40 лет не будет возможности выйти замуж и поэтому они на годы и даже на десятилетия обречены заниматься трудовой деятельностью».[150]

Ведь дело было не только в любви, но и в средствах к жизни, а наемный труд многие женщины считали далеко не самым великим счастьем на земле, тем более что ситуация на рынке труда вскоре снова изменилась не в лучшую для них сторону. Там женщины опять вступили в жесткую конкурентную борьбу друг с другом. Одинокие оказались в выигрышном положении: если женщина уже была «обеспечена», то есть была замужем и тем не менее хотела зарабатывать деньги, ее клеймили как ненасытную паразитку, отнимающую хлеб у других. Власти, ссылаясь на огромное количество незамужних женщин, которых необходимо было обеспечить работой, развернули настоящую кампанию против «двойных заработков» и граждан, стремящихся к непропорциональному обогащению. 5 мая 1952 года Kölnische Rundschau писала: «Женское население настолько превышает мужское, что это