Шрифт:
Закладка:
Мне же сказали, что я смогу, вот и буду мочь! Тем более уже ввязался. Ну почему эти сомнения вылезли именно сейчас? Было же все хорошо.
«Бери и делай, — твердил себе я, запихивая носки в пакет, черный с полосками. — Просто бери и делай. Лучше, чем ты сам, никто не сделает. Ты же видишь, какие люди пугливые?»
Я вырвал из тетради еще один лист, уселся за стол, карандашом нарисовал трясущегося рахита. Нет, не то. Перевернул листок, изобразил мышь, которая отбрасывает огромную страшную рогатую и когтистую тень, а в стороне — трясущегося рахита. Вот теперь — то!
Черным фломастером поверх рисунка вывел огромные буквы: «Kill your fear», то ест убей свой страх. Почему-то казалось, что по-английски слова звучат, как заговор. Как если демон не знает твоего имени, то не имеет над тобой власти.
По телу будто бы пробежала волна, словно резко распахнули окно, и в квартиру ворвался теплый влажный воздух. Я обернулся. Все было по-прежнему: открыта только форточка, в гости никто не пришел. Но ощущение неприятное, щекотное. Словно время замедлилось или как это…
Пространственно-временной континуум поменял структуру.
Или мне просто кажется, я хочу верить и ищу подтверждения?
Примерно в течение месяца станет ясно, могу ли я как-то менять ситуацию, а пока остается только ждать. И мочь.
Глава 13
И волки… и овцы…
На рынок мы с дедом приехали в начале четвертого. Думал, все торговцы разбегутся, но некоторые оптовики остались, в том числе моя армянка, ее машину облепили покупатели, как муравьи — кусок сахара. Рисковая женщина! Она же иностранка, как думает менять такую массу денег?
Или придумали схему обмена с участием посредников? Скоро узнаем.
Пока я стоял с пакетами, дед прошелся по окрестностям, нашел два разломанных деревянных ящика, поставил один на другой и накрыл клеенкой. Воровато озираясь, к нам подошел нервный типок в олимпийке не по сезону, распахнул ее, будто эксгибиционист. На его груди была табличка: «Куплю рубли». Ага, ясно, почему армянка осталась. Заломила цену на инжир, чтобы он не пропал, а потом вот у этого обменяет.
— Да ну! — воскликнул я и спросил: — Какой курс?
— Пять тыщ за один бакс…
— Ни хрена себе! В пять раз выше! — не сдержался я.
Тип скосил глаза, застегнул олимпийку и зашагал прочь. Вскоре я понял, что он скрывался от коротко стриженных качков в майках и спортивках, которые шли за ним, все ускоряя шаг. Обернувшись, дурачок, топчущий чужую поляну, рванул вдоль административного здания и во двор, двое побежали за ним.
Не успели мы начать раскладывать товар, как перед нами замерли две угрюмые женщины лет пятидесяти, толстая и тонкая.
— Что у вас? — спросила та, что потолще.
Прежде, чем ответить, я прикрепил предупреждение, что писал через трафарет, указал на него.
— Носки, мыло, колготки капроновые.
Сказать «трусы» язык не повернулся, и дед просто выложил их на прилавок. Худая тетка сразу же схватила белые женские.
— Почем?
— Тысяча двести.
Я думал, они будут возмущаться, что дорого, но куда там! Толстая вызверилась на худую:
— Куда потащила? Это мой размер!
— Вам сколько? — обратился дед к обеим, разделил товар на две части. — Есть пять вам и вам.
Глядя друг на друга волком, женщины полезли за деньгами: худая достала их из старинной сумочки, толстая сунула руку под кофту и долго там шарила.
Пока она была занята, худая спросила:
— А колготки?
Они как раз появились на прилавке.
— Две пятьсот, — ответил я.
— Мне пять!
— И мне, — гаркнула толстая, которая все не могла распотрошить схрон, обустроенный под необъятной грудью.
Потратив деньги, худая удалилась, и на ее лице читалось облегчение. Нашла куда потратить деньги, которые в ее воображении завтра могут превратиться в фантики. И как винить в неадекватности людей, которых столько раз обманывали?
Сообразив, что добывание денег из-под груди может затянуться, дед отложил заказ в сторону, потому что на прилавок уже напирали, я подпер ящики своим телом, чтобы их не повалили, быстренько убрал носки и колготки, потому что к ним уже потянулись загребущие ручки, а вокруг нас образовался рой. Поди разбери, кто что взял. Пришлось устраивать аукцион. Я понял, что есть спрос и не мелочился, достал шесть носков и объявил, указывая на написанное:
— Гражданки, обращаю внимание, что ваше решение потратить деньги может быть преждевременным.
— Не засирай мозги, мальчик! — просипела женщина в мини, похожая на проститутку, с прессом рублей в руках. — Че у тебя?
— Носки мужские сорокового размера, шесть штук в упаковке. Шесть тысяч за все, — проговорил я.
— А че так дорого? — крикнул кто-то сзади.
— Беру! — путана протянула деньги.
— Семь! — пропищала всклокоченная маленькая женщина азиатской наружности.
Отдав носки, я достал следующие шесть пар для азиатки и молча выложил семейки.
— Еще есть носки. Кому по семь? — Протянулись три руки с деньгами.
Так ушли носки, потом — мужские трусы по тысяче триста, а толпа, желающая потратить деньги, не иссякала, и когда появились колготки, которых осталось всего шесть штук, они продались буквально с молотка аж за 3500. Причем две тетки из-за них едва не подрались: та, которой они не достались, стала толкать девушку, взявшую аж две коробочки. Той пришлось чуть ли не убегать.
Драка в очереди, говорят, — обычное дело. И в сытые времена случались, но я такое видел впервые. И главное — паникуют одни женщины.
Вот все и продалось, и никакого позора. Товар размели буквально за десять минут, дед дольше ящики искал и сооружал стол. Я снял с ящиков клеенку, начал ее сворачивать, и тут из-за спины донеслось:
— Кто вам разрешил тут торговать?
Мы с дедом повернули головы. Позади стояли те самые быки, что погнались за эксгибиционистом-валютчиком.
Быки были, как двое из ларца, только не веселые, а с глазами холодными и злыми, как у голодных животных. По спине прокатилась волна жара. В горле пересохло, а слюна стала вязкой. Дед попытался сторговаться:
— Сколько стоит аренда места?
— Аренда места — там, — бык указал на ворота рынка и встряхнул рукой, глянул на покрасневшие костяшки. — Это место наше.
— Сколько? — повторил дед.
Быки переглянулись, и тот, что
