Шрифт:
Закладка:
Сажусь на один из них и отодвигаю штору.
Вижу небольшой, но просторный дворик с покосившимся заборчиком. А дальше только холмы, тянущиеся до самого горизонта. Сначала небольшие, приземистые, но чем дальше они уходят, тем бугристее и выше становятся.
В тени густой кроны высокого ярко-зеленого дуба на лавке сидит баба Валя, внимательно за кем-то наблюдая.
Мужчина.
Чем-то занят.
Припал к земле, что-то режет или перебирает. Кто это – непонятно. Со спины не разглядеть.
Недалеко горит костер. Легкими порывами ветер разносит сизый дым по округе. Немного достается и бабе Вале. Закашлявшись и отмахнувшись, она что-то говорит тому мужчине, а потом резко поворачивается к дому и смотрит прямо на меня.
Широко улыбается, глаза её горят от счастья.
Я одергиваюсь и закрываю штору.
Как она меня заметила?
Вновь выглядываю. Баба Валя все также глядит на меня и теперь уже машет рукой, приглашая наружу.
Надеваю тапочки, найденные у порога, и выхожу на большое крыльцо с покатым навесом.
Прохожу мимо горшков с увядшими цветами, разбросанной обуви, пустых ведер.
Справа за пару метров от крыльца стоит небольшой сарай с прилегающим к нему загоном. Внутри видно овец, слышно как кудахчут куры.
По правой стороне в глубине дворика разбит огород, отделенный от двора стенкой из проволоки на деревянных подпорках, поросшей виноградом. За огородом различаю теплицу, перетянутую клеенкой. У холмов гуляет Мазурка – лошадь бабы Вали.
– Ступай к нам, детка, – улыбчиво произносит баба Валя, вскидывая руки для объятий. – Как хорошо, что ты пришла – мы как раз собирались есть!
Подхожу, сажусь. Баба Валя обнимает меня, а потом долго и радостно смотрит в мои глаза.
Она счастлива даже несмотря на то, что несколько дней назад умерли мои родители и я осталась совсем одна.
Или я не одна?
Жизнь продолжается.
Земля вертится, а я все еще дышу, могу видеть, слышать, ходить и говорить. Одному этому, пожалуй, стоит радоваться.
Дом снаружи выглядит не менее статно. Кое-где строение покосилось, дерево местами выцвело и полопалось, но сомневаться в его надежности не стоит – крепость эта прочная и простоит еще не одно столетие.
Здесь я буду в безопасности.
Расположен он у подножия узкой и высокой черной скалы, рвущейся прямо к облакам. Не сильно высокая, выше дома раза в три-четыре, но этого достаточно, чтобы возвышаться над нами и кричать о своём могуществе.
Она говорит мне:
Рядом со мной тебе ничего не грозит.
Детка.
Всё будет хорошо.
Под самой вершиной на уступе из неё торчат два жидких кустика и три длинные ветки, похожие на мосластые иссохшие ручищи сказочного чудовища. Парой метров ниже еще один уступ с проплешиной из мха и глубокой трещиной.
– Понравился дом? – спрашивает баба Валя.
– Да, – я задумчиво киваю. – Очень понравился. Какой-то он… волшебный. И скала красивая.
– Уж поверь мне, детка, она стояла здесь за много веков до того, как мы с тобой появились на свет. Камень, что ж ему будет-то?
– Кто это? – спрашиваю я у бабы Вали, переводя взгляд и тему разговора к незнакомцу у костра.
Когда я смотрела сюда из столовой, не разглядела его толком, а теперь вижу, что выглядит он… не как человек. Голова значительно больше, чем нужно, а лицо какой-то неправильной формы – слишком грубое, точно высечено из той холодной скалы, а не соткано из плоти.
– Это Август, – радостно отвечает баба Валя и зовет его к нам.
Он, оказывается, жарил и разделывал мясо всё это время.
Бросает нож, поднимается и, нелепо вышагивая, приближается.
Большой, высокий.
Смущенно встает поодаль, весь измялся.
– Подойди к нам, дорогой! – просит баба Валя.
Слишком большой размер головы – не единственное, что привлекает в нем мое внимание. У него еще и верхней губы нет. На её месте узкая щёлка прямо под носом. В ней отчетливо видны несколько зубов и часть десны. Внешность суровая, угловатая, повадки резкие, мужицкие, но в то же время от него веет какой-то незрелостью и наивностью.
Неуклюже перетаптывается перед нами, молчит, ищет, куда деть руки, избегая встречи глазами. И звуки издает странные – хрипит или сопит.
– Август, милый, это Аасма, – добродушно, с широкой улыбкой на лице произносит баба Валя.
Какая же большая у него голова…
Никогда такого не видела.
– Рада познакомиться, – помахивая рукой, говорю я. – Жаришь мясо?
Решила хоть как-то завязать разговор. Не знала, что еще сказать.
Он отворачивается и часто смущённо кивает.
Длинные и мощные ноги облачены в камуфляжные штаны и высокие черные ботинки – прохудившиеся, истрёпанные. Сверху – просторная темно-желтая засаленная рубашка с длинным рукавом, застегнутая на все пуговицы и под натиском его мощной груди, широких плеч чуть ли не трещащая по швам.
– Любишь готовить? – спрашиваю.
Снова кивает.
– Он у меня не говорит, к сожалению, – с досадой сообщает баба Валя. – Как нашла его на дороге двадцать семь лет назад, так и не услышала от него ни слова.
– На дороге? – изумленно переспрашиваю я. – Нашли на дороге?
– Ну да, – пожимает плечами баба Валя. – Нашла.
Август отходит на пару шагов назад, глядя куда-то в сторону так, словно у него свело шею или им управляет кто-то. Трясет головой, бросает на нас перекошенный взгляд и бежит со всех ног обратно к костру.
Баба Валя заливисто смеется.
– Не сомневаюсь, что вы с ним поладите, – нахохотавшись, говорит она. – Вы же с ним поладите?
Я пожимаю плечами.
– Хотелось бы. А что с ним?
– Ты о чём?
Судя по реакции бабы Вали на происходящее, всё нормально и это его поведение в порядке вещей. Просто он не такой как все остальные и этого не стоит бояться.
– Он немного странный, – честно признаюсь я.
– Не странный, а особенный, – взметнув над головой палец поправляет меня баба Валя. – Лежал в коробке на обочине. Такой маленький, слабый… Почти без сознания…
Она горестно вздыхает, но улыбка сходит с её лица не сразу.
– Кто-то посчитал, что жить ему такому незачем и бросил как ненужную вещь, представляешь? Его просто выбросили!
– Главное, вы нашли его и он выжил, – отзываюсь я, глядя на то, как он ломает ветки. – Это вы его так назвали?
– Ага.
– Почему Август?
– Я нашла его в августе, отсюда и имечко, – отвечает баба Валя. – А что, тебе не нравится?
– Нравится, – честно отвечаю я. – Красивое имя.
Баба Валя довольно улыбается, горделиво вздергивая подбородок.
– А почему ты ничего о нем не рассказывала?
– Боялась, что кто-то узнает о нем и станет глазеть на моего