Н г у е н  В а н  Ф а н. Вот что, Хиен! Я теперь тебя никуда не отпущу! Я шесть лет ждал этого дня, Хиен, шесть лет!

Х и е н. Я тоже, Фан… Скажи… ты знаешь о судьбе моей матери?

Н г у е н  В а н  Ф а н. Да! Об этом трагическом случае у нас писали все газеты.

Х и е н. А о моем отце ты тоже знаешь?

Н г у е н  В а н  Ф а н. Он расстрелян, Хиен, на площади, по приказу сайгонской администрации.

Х и е н. А о дядюшке Шань?

Н г у е н  В а н  Ф а н. Нет, о нем я ничего не знаю. А что с ним?

Х и е н. Он тоже… расстрелян. И Чан Тхо расстрелян.

Н г у е н  В а н  Ф а н (крепко сжимает ее руку). Мы отомстим за них. Но мы не должны расставаться.

Х и е н. Фан, я должна тебе что-то сказать…

Н г у е н  В а н  Ф а н. Говори, Хиен, я тебя слушаю.

Х и е н. Я очень тебя люблю, Фан! Для меня нет большего счастья, чем быть рядом с тобой! У меня нет теперь человека роднее тебя… Но я не могу оставаться в Ханое. Когда меня пытали, я дала клятву, Фан.

Н г у е н  В а н  Ф а н. Я тебя понимаю, Хиен.

Х и е н. Спасибо, Фан! Знаешь, у меня сегодня самый счастливый день. Я так боялась, что ты не поймешь меня.

Н г у е н  В а н  Ф а н. Хиен, дорогая Хиен!.. Самый счастливый день у нас впереди. И он придет.

Слышится музыка. Хиен и Нгуен Ван Фан стоят, взявшись за руки, смотрят друг на друга.

З а н а в е с.

Москва — Ханой, 1968

КОМСОРГ ПОЛКА

Драма в трех действиях, десяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Е к а т е р и н а  Б а ж е н о в а — комсорг полка.

Т и м о ф е й  И в а н о в и ч  Б а ж е н о в — ее отец.

Е в д о к и я  С е м е н о в н а  Б а ж е н о в а — ее мать.

Е в л а м п и й — старший брат Кати.

Л и з а — сестра.

Д м и т р и й — младший брат.

А н д р е й  Н и к а н о р о в и ч  Ч е г о д а е в — командир полка.

В а с и л е к  М у р а ш к о — ординарец.

Н и к о л а й  С е м е н о в и ч  П о я р к о в — комиссар полка.

В а р я  С а н ь к о — сержант.

Е в г е н и й  Ф е о к т и с т о в и ч  Ш и р о к о в — майор, инструктор политотдела дивизии.

М и ш а  Н о в и к о в — капитан, летчик.

Б о р и с  Ю р ь е в и ч  К о р ш у н о в — капитан, командир разведроты.

А л е к с а н д р  С т е п а н о в и ч  Х о х л о в — майор, председатель военного трибунала дивизии.

Р у д а к о в — заседатель военного трибунала.

С е н я  Б е л е н ь к и й — ефрейтор.

Ш п у н ь к о }

Б о р о д у л и н }

Ш у м и л и н } — солдаты.

Время действия — 1943—1946 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната в блиндаже командира полка. Стол, на котором стоит телефон. Самодельные табуретки. Из комнаты два выхода — в помещение командира полка и его ординарца. Вместо дверей плащ-палатка. За столом  В а с и л е к  и  Ш у м и л и н. Шумилин ест.

В а с и л е к. Ты ешь, Николаша, не стесняйся.

Ш у м и л и н. А я не стесняюсь…

В а с и л е к. Редковато ты ко мне заходишь.

Ш у м и л и н. Я бы рад, да, сам понимаешь, служба.

В а с и л е к. А ты вот этих консервов еще не пробовал… Из дома давно писем не получал?

Ш у м и л и н (продолжает есть). На днях получил. От сестренки…

В а с и л е к. Что пишет?

Ш у м и л и н. В деревне старики да старухи. А тебе пишут?

В а с и л е к. Так, иногда.

Ш у м и л и н. Василек, а что за красавицы у тебя над кроватью?

В а с и л е к. Не говори! Попало мне за них.

Ш у м и л и н. Что-то частенько тебе стало перепадать…

В а с и л е к. Понимаешь, когда построили вот этот блиндаж, командира полка не было, ездил на совещание в штаб дивизии. Ну, я и решил уют тут навести. Из «Огонька» вырезал фотографии… Сам понимаешь, какая красота, если голые стены.

Ш у м и л и н. Оно конечно, с бабами уютнее…

В а с и л е к. Они же не бабы — артистки! Самые знаменитые! Любовь Орлова! А в платочке — Марецкая. Ну, а самая молодая — балерина Лепешинская. Командир полка пришел, посмотрел на мой уют, аж взвился да как гаркнет: «Это что за галерея? Чтобы духу их не было!» Если бы не комиссар, чуть в штрафной батальон не отправил.

Ш у м и л и н. За артисток?

В а с и л е к. Да!

Ш у м и л и н. Ирод твой командир — вот я что скажу. А ты еще его хвалишь…

В а с и л е к. А на днях он получил какое-то письмо и таким стал… ну, житья нету. Жучит, придирается. Что ни слово, то «душа винтом»! Это у него ругательство такое. Как прочел то письмо, военных девчонок так невзлюбил, ну просто терпеть не может. Вчера собрал их и разом всех в отдел кадров штаба армии отправил, кроме медичек.

Ш у м и л и н. А может, у него дома какая неприятность, а?

В а с и л е к. Кто его знает… (Начинает убирать со стола.)

Ш у м и л и н. Да!.. Наградил тебя господь!..

В а с и л е к. Да ты ешь, ешь… А вот еще был такой случай… Говорю я ему как-то: «Разрешите мне, товарищ подполковник…»

Стремительно входит  Ч е г о д а е в. Солдаты вскакивают.

Ш у м и л и н. Здравия желаю, товарищ подполковник!

Ч е г о д а е в. Здравствуй, Шумилин! Ты ко мне?

Ш у м и л и н. Никак нет! Я до своего земляка, до товарища Мурашко… Разрешите быть свободным?

Ч е г о д а е в. Разрешаю! (Неожиданно, очевидно отвечая своим мыслям.) Ах, душа у них винтом!

Шумилин поспешно уходит.

Меня никто не спрашивал?

В а с и л е к. Санько тут приходила.

Ч е г о д а е в. Какая Санько? Из снайперской роты, что ли?

В а с и л е к. Так точно! Сержант Санько. Она из тех, которых вчера в кадры отправили!

Ч е г о д а е в. И каким же ветром ее обратно в наш полк занесло?

В а с и л е к. Не могу знать.

Ч е г о д а е в. Ординарец все должен знать!

В а с и л е к. Она сказала, что она еще зайдет!

Ч е г о д а е в. Зайдет? Душа винтом! А она не приказала мне никуда не отлучаться?

В а с и л е к. Никак нет!

Появляется  П о я р к о в.

П о я р к о в. Уже дома. А я думал, что один буду обедать. Давно, Андрей Никанорович, приехали?

Ч е г о д а е в. Только что. Ну что у нас нового, комиссар?

П о я р к о в. Спокойно сегодня на передовой, ни выстрела.

Ч е г о д а е в. Говоришь, спокойно?

П о я р к о в. Днем они, видимо, отсыпаются. Ночью-то головы не поднять.

Ч е г о д а е в. А я не люблю, когда противник ведет себя спокойно. В тихом озере, говорят, черти водятся.

П о я р к о в. Может быть, и так.

Ч е г о д а е в. Ты, кажется, чем-то расстроен?

П о я р к о в. Как не расстроиться! Говорим, приказываем — и все как о стенку горох. Я тут в третьем батальоне был. В траншеях грязь, в землянках не лучше. А командиры смирились и никаких мер не принимают.

Ч е г о д а е в. Это мне известно. И все валят на войну.

П о я р к о в. Именно так.

Ч е г о д а е в. Душа винтом! Придется от слов перейти к действию. Наказывать будем, комиссар.

П о я р к о в. Ну, а что в дивизии нового?

Ч е г о д а е в. Командующий фронтом приезжал. Приказал нам готовиться к наступательным действиям. Заявил, что теперь мы диктуем немцам свою волю. Потребовал достать «языка».

П о я р к о в. Что ж, новость приятная. Солдаты только того и ждут, когда будет дана команда «вперед». Да и сколько можно сидеть в обороне?

Появляется с кастрюлями  В а с и л е к. Он ставит их на стол.

В а с и л е к. Можно обедать, товарищ командир полка.

Василек разливает в котелки борщ. Поярков и