Р у т. Он был не один, надо принять это во внимание.

И о а х и м. Да, это верно. (Помолчав.) И все же это странно. В конце концов, если бы не вы… если бы не ваша смелость, я был бы сейчас совсем в другом месте…

Р у т. Только не вздумайте допытываться, зачем я это сделала. Я и сама не знаю, что это, собственно, было.

И о а х и м (с досадой). Зачем вы так говорите?

Р у т. Потому что хочу быть совершенно искренней с вами. Вы могли бы, например, подумать, что я поступаю так из политических симпатий, что хочу помочь человеку, борющемуся против гитлеровского режима, антифашисту, или как вы там называетесь. Нет, в этих вопросах я совершенно не разбираюсь.

И о а х и м. Какая жестокая прямота! В таком случае и я буду говорить прямо. Не знаю, отдаете ли вы себе отчет, какой опасности вы себя подвергаете, оказывая мне помощь. Я считаю своим долгом предупредить вас об этом…

Р у т (насмешливо). Благодарю вас.

И о а х и м (заканчивая мысль). Хотя в моем положении мне совершенно все равно, кто и почему оказывает мне помощь.

Р у т. Значит, мы квиты. Меня не касаются ваши дела, а вас — мои. Полная ясность.

И о а х и м. Да. Осталась только одна мелочь, которую надо поскорее разрешить. Время не ждет.

Рут вздрагивает, поворачивается к террасе, прислушивается.

(Тоже прислушивается, затем шепотом.) Самолеты.

Рут встает, идет к камину, гасит лампу, подходит к двери террасы, раздвигает портьеру, останавливается на пороге; ясная звездная ночь; слышно однообразное гудение многих самолетов.

Иоахим встает, прихрамывая делает несколько шагов к террасе, остается неподвижным.

Р у т. Как тихо! Люди придумали новый вид тишины, вот такой — во время воздушного налета. (Помолчав, как бы сквозь сон.) В эту минуту, кроме нас двоих, нет никого на свете… вы чувствуете, насколько мы одни, мы двое?

И о а х и м. Вы не боитесь?

Р у т. Кого?

И о а х и м. Меня. За мной ходят мои неотлучные спутники: страдание, смерть.

Р у т (не отвечая, задергивает портьеру, идет к лампе, зажигает ее). Садитесь же. Надо щадить больную ногу.

И о а х и м. Стало немного легче. (Возвращается в кресло.)

Р у т (садится на стул около Иоахима). Надо что-то придумать.

И о а х и м. Я уже говорил о Ганновере. Думаю, что кое-кого из моих товарищей там еще можно найти. Это решило бы все.

Р у т. Сейчас все дело в том, чтобы вас на время где-то устроить. Сомневаюсь, чтобы в таком состоянии вы могли добраться отсюда до Ганновера. У нас же в доме, как вы видите…

И о а х и м. Вижу, ваш брат…

Р у т. Вилли сегодня приехал в трехдневный отпуск. Да, здесь вы остаться не можете…

И о а х и м. Я думаю, ваш отец должен сказать свое слово…

Р у т (с внезапным раздражением). Откровенно говоря, мне хотелось бы оградить отца от необходимости решать этот вопрос… (Подумав.) Вы помните озеро Гельзее, в восьми километрах отсюда? Года два назад там настроили дачных домиков в лесу, около самого пляжа. Один из домиков принадлежит нам. Сейчас, после окончания сезона; там редко кто бывает, разве в воскресенье. Да, это единственное место, где вы могли бы несколько дней чувствовать себя в безопасности.

И о а х и м. Верю вам. Но как же туда добраться?

Р у т. Перед домом стоит мой «мерседес». Через десять минут мы можем быть на месте.

И о а х и м. Вы хотите ехать сейчас, во время тревоги?

Р у т. Самое удобное время. Ведь мы здесь почти за городом, а на шоссе нас никто не остановит. Мне кажется, ничего лучшего не придумаешь. (Встает.) Да, едем сейчас. А завтра я навещу вас, и мы поговорим подробней — о Ганновере!

И о а х и м (встает). Не знаю, как благодарить вас.

Р у т. Оставьте это на будущее. То, что мы сейчас предпримем, — еще не последняя ставка в вашей игре за жизнь.

И о а х и м. Напоминаю вам, что вы уже приняли участие в этой игре. Остановитесь, пока не поздно. (Внезапно с глубоким волнением.) Скажите, прошу вас: зачем вы это делаете? Я не могу понять…

Р у т (нервно смеется). Я и сама не знаю. Просто я привыкла делать что хочу, и до сих пор мне это всегда удавалось… Есть надежда, что и на этот раз… Да, подождите здесь минутку, я захвачу что-нибудь из буфета, чтобы вы там не голодали. (Выходит в столовую.)

Иоахим делает несколько шагов, чтобы размять больную ногу, подходит к столику, видит пистолет; с минуту раздумывает, затем, оглянувшись, прячет пистолет в карман; возвращается к креслу, ищет свою шапку, найдя ее, надевает на голову.

(Возвращается со свертком.) Возьмите это, пожалуйста. Я схожу еще наверх за своим дорожным пледом. Он вам пригодится. (Начинает подниматься по лестнице, останавливается, прислушивается.) Что это? Вы слышите?

И о а х и м. Да… перед домом, на улице…

Р у т. Вот так история. Неужели это уже они? На всякий случай вам надо скрыться. (Решается.) Идите за мной. Пока спрячетесь в моей комнате. Живей!

И о а х и м  идет за нею, они исчезают наверху. Через минуту Рут возвращается, спускается по лестнице; стоя посреди сцены, напряженно ждет; в передней голоса и шаги. Дверь открывается, входит  Л и з е л ь, за ней  В и л л и  катит кресло с  Б е р т о й, затем появляется  З о н н е н б р у х.

Л и з е л ь (осмотревшись, останавливается перед Рут, пристально смотрит на нее). Ты одна?

Р у т. Как видишь.

Л и з е л ь. Мы тебя искали. Ты так неожиданно скрылась… Мы удивились.

Б е р т а. Что это значит, Рут? Что ты задумала?

Л и з е л ь. Вилли решил, несмотря на тревогу, немедленно вернуться домой. Мы боялись, что ты тут выкинешь какую-нибудь глупость…

В и л л и (обежал уже весь холл, заглянул за портьеру, подходит к Рут, отталкивая Лизель). Где Антоний?

Р у т. Вероятно, сидит в убежище. Еще, кажется, не дали отбой.

В и л л и. А тот? (С издевкой.) Тоже сидит в убежище?

Зонненбрух стоит в стороне, напряженно смотрит на Рут.

Р у т. Нет. Предпочел уйти подальше. Подальше от тебя, Вилли. (Берте.) Он просил, чтобы я подвезла его в сторону Касселя, километра два.

Б е р т а. И ты сделала это?

В и л л и. Мама! Ведь это видно по ее глазам!

Р у т. Почему же было не сделать? Иоахим вовсе не собирался ночевать у нас. Он хорошо понимает и свое и наше положение.

Л и з е л ь. Она врет. Наверно, отвезла его совсем в другом направлении.

В и л л и (готов броситься на Рут с кулаками). Ах ты! Ты! (Отворачивается, отходит от нее, по пути толкнув ногой стул, останавливается перед креслом, в котором сидел Иоахим, всматривается, словно в нем осталось что-то невидимое.)

Б е р т а. Оказывается, ты не ошиблась, Лизель! Она потому и удрала так рано. Это ужасно! Постыдно! Нет, не могу поверить!

Л и з е л ь. Да, я с самого начала знала, что здесь произойдет какое-то