боги переправили своих детей на Лумею, но сами так и не появились, как боги других народов. Гоблины — некогда могучие воины, умелые колдуны и искусные ремесленники — без богов, под натиском эльфов и других варварских народов захирели, измельчали и впали в дикость. Другие племена отвернулись от праотца, и только хапуги продолжали верить, что Быр-Хапуг не оставил своих детей. И он действительно явился через семьсот лет и поведал, что предатели-эльфы напали на него, уничтожили аватар и разбили посох, а дух заперли в мире Эфира. Ему чудом удалось оттуда вырваться. Он рассказал, что только вновь собранный посох может помочь ему восстановить силы. Вот с тех пор мы и ищем эти части.

— Понятно, — протянул Гарб, улыбнувшись складности сказочки, придуманной злым богом для своих последователей. — А все эти убийства зачем? И некромантия, и воровство эльфиек?

— Я результат воровства эльфиек! Не нравлюсь? — хищно оскалила острые зубки Рати. — Хотя, я еще не самый худший экземпляр. Если бы не эльфийская кровь, хапуги давно превратились бы в чудовищ. Даже сейчас внешность наших мужчин вызывает стойкое отвращение, а уж что было до первой эльфийки… Это верховному богу бледных эльфов нужно передавать благодарности.

— Триединому? — уточнил шаман.

— Ему самому, — с жаром подтвердила хапуга. — Это он нас в наказание проклял за веру в его заклятого врага. Ты же знаешь, что если в бога никто не верит, то он может раствориться в небытии?

Гарб кивнул. О таком ему рассказывали в Бездне.

— Мы были последним племенем, которое не отказалось от Быр-Хапуга. Триединый требовал отречься от нашей веры, но мы не сдавались. Бледное ушастое ничтожество быстро устало уговаривать и наложило на нас проклятие. А мы все равно продолжаем верить, хотя вера эта нас уродует с каждым поколением все больше и больше. Одна надежда на посох. Так что ты как хочешь, а нам он нужен.

— А некромантия? — не сдался гоблин.

Рати фыркнула в ответ.

— Ты еще нас осуждать начни! — разочарованно протянула она. — Я думала, ты понимаешь важность любых знаний. Когда живешь в Подземье, волей-неволей приходится научиться выживать. Троу вовсю пользуются темными искусствами. Чем мы хуже? Мы даже лучше них научились использовать темные энергии, так что сделай лицо попроще, жрец предательницы.

Гарб вскочил и поморщился от боли в ногах.

— Не смей ее так называть! Это твой Быр-Хапуг предал сестру! — гоблина трясло от негодования.

— А вот и не подеремся, а вот и не сейчас, — неожиданно добродушно откликнулась девушка. — Кто тебе сказал, что твоя правда правдивее?

— Она сама и сказала, — с вызовом ответил жрец.

Гарб чуть-чуть успокоился, но отступать от своих убеждений не собирался. Хотя зерно сомнения уже было посеяно. Где-то глубоко внутри ему начало казаться, что Рати говорит чистую правду. И все же только одна из версий может быть истинной. В силе Бирканитры он уже убедился, так что спорить со своей богиней даже заочно не хотелось. Однако что-то в рассказе хапуги заставило его по-новому взглянуть на всю эту историю. Что-то не сходилось.

— Надо тебя с отцом познакомить, — усмехнулась хапуга. — Два жреца должны найти общий язык. Поделитесь знаниями друг с другом. Уверена, вам есть что рассказать.

Гарб зарылся лбом в ладонь, помотал головой и уселся обратно на кровать. Встречаться со Сконмом мордой к морде ему отчаянно не хотелось. Внутренний голос подсказывал, что такая встреча может плохо закончиться для одного из жрецов.

— Не надо, — отрезал он, сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть, и спросил. — Спать на кровати будешь?

По внутренним ощущениям уже около двух часов ночи. Масло в лампах почти выгорело, и свет начал тускнеть. Зевнула и хапуга, трогая кожу на груди. Чудодейственное средство за время беседы заживило порезы, и они лишь немного саднили.

— А можно? — каким-то странных голосом спросила она и оценивающе посмотрела на шамана, а затем вдруг сообщила. — Знаешь, а ты симпатичный: такие мужественные шрамы, рост высокий… Я люблю высоких парней, так что из нас могла бы получится отличная пара. Тебя только помыть и приодеть бы.

— Разве что пара врагов, — усмехнулся Гарб.

К нему окончательно вернулось самообладание, но оно никак не подсказало, что же делать со шпионкой.

— Ложись там. Я только защитный контур поставлю на всякий случай. Извини, но доверие теперь не мой конек.

— Иди ты в Бездну! — почти ласково сказала девчонка, обходя все еще сидящего на кровати Гарба.

— Только что оттуда, — заметил шаман, поднимаясь и начиная плести заклинание.

— Всякое бывает, — пожала плечами Рати, уже забравшись под одеяло и блаженно потягиваясь. — Спокойной ночи, симпатяга.

Гарб не ответил, сосредоточенно выписывая пассы лапами. Краем глаза он увидел обеспокоенное лицо Адинука, промелькнувшее за незанавешенным окном, но отнесся к подсматривающему эльфу на редкость спокойно. Даже сам удивился.

[1] Сын совы! (гоб.)

Глава 15

Мала шерстинка на шкуре, а выдирать больно.

Гоблинская поговорка

В двери настойчиво постучали.

— Херр колдун! — раздался голос распорядителя. — Откройте, битте! Я бы не стал вас беспокоить, но у вас вот-вот должна начаться дуэль.

Гарб с трудом разлепил веки и обнаружил, что спал, растянувшись на мягком ковре. Рядом с ним лежал кто-то мягкий и теплый, мирно посапывая. Он посмотрел на пустую кровать с нетронутым контуром, потом перевел взгляд на хапугу, решившую использовать его уже порядком затекшее плечо вместо подушки, и вздрогнул. Девушка тут же открыла глаза и вскочила, растерянно озираясь.

Озадаченное выражение на ее личике сменилось испуганным, а затем разъяренным, когда она увидела себя в зеркале во весь рост. Рати прошипела что-то нечленораздельное, но Гарбу удалось уловить слово «мать» и еще что-то нехорошее про родственников всех гномов этого острова до седьмого колена.

Толстые каштановые косы растрепались, полупрозрачный пеньюар, мало что скрывавший в сумерках, теперь при ярком солнечном свете и вовсе оставлял девушку почти в чем мать родила. Она стройной мускулистой стрелой метнулась к кровати, осторожно просунула руку в контур и легко оттяпала крупный кусок парчи от завесы балдахина, аккуратно полоснув по ней острыми коготками. Гарб сразу проникся уважением: не всякая сталь способна так резать.

— Вообще-то, мог бы уже убрать ловушку, — укоризненно заметила Рати, заворачиваясь в расшитый золотом и серебром бордовый шелк. — Да не лежи ты, как бездушный чурбан! Иди открывай, а то они решат, что я тебя укокошила, и начнут ломать.

Шаман, нащупал посох, нехотя поднялся и заковылял к двери. За ней толпилась целая орава любопытствующих мульфиблов обоих полов. Все старательно вытягивали шеи и вставали на цыпочки, желая лично увидеть, что кровожадный гоблин