— За всю свою жизнь я ни разу не прикасался к такой чистоте, — говорю, не сводя с нее взгляда, — и я никогда ни за что не причиню тебе вреда.

— Я знаю, — произносит она, затем кладет ладони на мои и опускается на кровать, увлекая меня за собой.

— Возьми меня за волосы, mishka.

Она переводит правую руку на мой затылок, пальцы перебирают пряди.

— Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты кое-что пообещала.

— Что?

— Даже при малейшем дискомфорте ты потянешь, и я перестану.

— Обещаю.

Я целую ее губы, подбородок и шею. Мой член настолько тверд, что причиняет боль, но не обращаю на это внимания и продолжаю осыпать ее тело поцелуями. Ее руку, плечо, ключицы, другую руку. Я собираюсь стереть поцелуями каждое злое прикосновение к ее коже. Добравшись до ее трусиков, на мгновение замираю, ожидая, не остановит ли она меня. Ася не возражает. Я прокладываю дорожку поцелуев от ее талии вниз, по ее все еще прикрытому лобку и обратно к животу. Ася свободной рукой скользит к кружевной ткани и сдвигает ее вниз. Я целую тыльную сторону ее руки, затем берусь за ее трусики и медленно стягиваю.

— Я никогда не причиню тебе вреда. — Захватываю ее слегка дрожащие губы своими. — Волосы, детка.

Она делает глубокий вдох и снова берется за мои волосы.

— Никогда, — повторяю, оставляя дорожку поцелуев от ее шеи до кончиков пальцев.

Как только провожу языком между ее ног, Ася учащенно дышит. Я продолжаю лизать, затем добавляю большой палец и начинаю ласкать клитор. С ее губ срывается слабый звук удовольствия, и я чувствую ее влагу на своем лице. Я лижу быстрее и продолжаю дразнить ее пальцем, пока не убеждаюсь, что она уже близка, и тогда присасываюсь к ее клитору. Ася выгибается дугой и стонет, по ее телу пробегает дрожь. Я осторожно опускаюсь над ней, но при этом опираюсь на локти. Ее глаза открываются, и наши взгляды встречаются.

— Да, — отвечает она на мой невысказанный вопрос и раздвигает ноги еще шире.

Медленно ввожу в нее член. И все это время я не разрываю нашего зрительного контакта.

Дыхание у нее учащенное, зрачки расширены, но она не ослабляет хватку на моих волосах. Когда полностью вошел в нее, она ахнула, и ее губы растянулись в улыбке. А затем она ослабляет хватку и полностью отпускает мои волосы.

— Теперь мне нужно, чтобы ты сдержал свое обещание, — выдыхает она и целует меня в подбородок. — Мне нужно, чтобы ты любил меня свободно, не сдерживаясь и не боясь меня напугать.

— Ты — это ты, mishka. — Я выхожу из нее, останавливаюсь и медленно вхожу обратно. — Совершенно идеальная… — Я отступаю, затем снова вхожу, но уже немного быстрее. — Ты такая, какая есть.

Сдерживать свои порывы почти невозможно, но я стараюсь и задаю темп, медленно наращивая, делая каждый толчок чуть быстрее и сильнее предыдущего. Ася обхватывает меня ногами и, наклонив подбородок, смотрит мне в глаза.

— Докажи мне это. — Она впивается ногтями в кожу моих рук. — Дай мне все.

Я мгновенно теряю контроль над собой. И погружаюсь в нее до самого основания. Ее тело начинает подрагивать.

— Еще, — задыхается она.

Я выхожу из нее и тут же снова оказываюсь внутри нее, упираясь в ее жар.

— Быстрее!

Хватая ее за горло, вхожу в нее — быстро и сильно, и вид ее раскрасневшегося лица навсегда запечатлевается в моей памяти. Кровать скрипит под нами. Я цепляю пальцами ее колено, приподнимаю ее ногу и раздвигаю ее колени шире, чтобы войти в нее еще глубже. Ася сжимает мои руки, затем поднимается вверх и обхватывает мою шею, притягивая мою голову для поцелуя. Я впиваюсь в ее губы, как изголодавшийся мужчина, и беру все больше и больше, не прекращая свои толчки.

Ася издает жалобный стон. Я полностью выхожу и какое-то время просто смотрю на нее, после чего снова вхожу в нее. Ее лоно спазмирует вокруг члена, а ее горячее дыхание обдувает мое лицо. Она вскрикивает, когда кончает. Услышав звуки ее наслаждения и увидев, как она достигает кульминации подо мной, я со стоном кончаю следом за ней.

Я снова в комнате с красными шторами. В воздухе витает тяжелый запах мужского одеколона. Руки привязаны к изголовью кровати, а надо мной нависает огромный мужчина. Капельки вонючего пота падают с его лба на мою грудь. Боль разливается по всему телу, когда он снова и снова входит в меня. Я кричу.

— Тсс. Это всего лишь сон, — слышу глубокий голос Паши. — Ты в безопасности.

Ужас отступает и полностью исчезает, когда он притягивает меня ближе к себе, крепко обхватывая за талию. Мне уже не так часто снятся кошмары, но если снятся, то очень страшные.

— Ты в порядке? — спрашивает Паша и целует меня в плечо.

Я переворачиваюсь на бок и оказываюсь лицом к его голой, покрытой татуировками груди. Светильник на тумбочке неярко горит, отбрасывая мягкое желтое свечение на черно-красные фигуры. Я поглаживаю линию черепа, залитого кровью. Один из многих. Только на груди у него, наверное, не менее десяти различных черепов. Остальные татуировки изображают столь же жуткие сцены.

У большинства мужчин в «Коза Ностра» имеются татуировки. Даже у моего брата есть татуировка на всю руку. Но вряд ли знаю кого-то, у кого бы была татуирована вся грудь, как у Паши.

— Почему так много? — спрашиваю я.

— Каждый по-своему справляется с тем дерьмом, которое подбрасывает ему жизнь. Это мой способ.

— С каким дерьмом?

Паша смотрит на меня снизу вверх и проводит кончиком пальца по уголку моих губ.

— С тем, когда ты никому не нужен. С заниженной самооценкой. Одиночество, — отвечает он, потом отводит взгляд. — Унижение. Голод.

Я растерянно смотрю на него. Очевидно, что у него водятся деньги. Его часы стоят не меньше двадцати тысяч.

— Я не всегда так жил, — говорит он, угадав мои мысли. Он снова смотрит на меня сверху вниз и проводит пальцем по моей брови. — Меня оставили на пороге церкви, когда мне было три года. Самое раннее воспоминание — это женщина, которая подвела меня по ступенькам к большой коричневой двери и сказала, чтобы я оставался там. Затем она ушла. Возможно, это была моя мать, но я не уверен. Я не помню, как она выглядела. Я