— А мне можно с вами? — спрашивает Шарлотта.

— Этого еще не хватало, — бубнит Вонка.

— А за миллион «пожалуйста»? Загибайте пальцы: пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

— Все, стоп, — морщится магнат. — Сегодня все решили свести меня с ума. Летишь с нами.

— Ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура…

Жалобно пискнув, Вонка торпедой несется в сторону лифта, придерживая на ходу цилиндр. Честно говоря, я так и не поняла: то ли он так торопился к Мэтти, то ли еще надеялся улизнуть от нас.

========== Часть 20 ==========

С тех пор как я вступила в фазу тинейджерства, возраст стал моей извечной проблемой. Начнем с того, что я была младшей в классе, и когда окружающие вовсю праздновали свои четырнадцатые дни рождения, с тихим нетерпением ждала, когда мне наконец исполнится тринадцать. Я старалась не акцентировать на этом внимания, но утаить этот факт от одноклассников было невозможно. Если ты подросток, даже год разницы в возрасте воспринимается непреодолимой пропастью в жизненном опыте. Никто не рвался включать меня в свою компанию. Наверное, дело было не столько в цифрах, сколько в том, что в свои тринадцать выглядела я на десять и к тому же не знала очевидных вещей. Мои куда более зрелые одноклассницы, делясь впечатлениями о первом поцелуе, закатывали глаза и советовали мне заткнуть руками уши. «Тебе еще рано: повзрослеешь — и сама все узнаешь» — самозначительно добавляли они, как будто их впечатления могли содержать шокирующие подробности. Тогда я на это покупалась. Меня мучил комплекс неполноценности. Я не разбиралась в современной музыке и моде, не читала журналы для подростков, предпочитая им книги, и не влюблялась в ровесников, которые казались мне шумными и глупыми (и которые в то время, надо полагать, такими и были). Все это делало меня скучной зубрилой, а еще «маленькой» — и второй эпитет задевал меня куда сильнее. Тогда я еще не обладала внутренним зрением и могла воспринимать себя только такой, какой меня видели другие, и поэтому с ними соглашалась. В глубине души мне, может быть, и хотелось пресловутой популярности, но целенаправленно расположения ровесников я не искала. Уже тогда я знала, что не умею шутить и быть центром внимания, что мнение свое предпочитаю держать при себе и не вступать в прения, что не стремлюсь к показному превосходству и не живу «интересной жизнью». Под «интересной жизнью» обычно подразумевались алкогольные тусовки, общение со старшими классами, ночные вылазки и разного рода дерзкие поступки, которые потом активно обсуждались на переменах. Нет, я была другого поля ягода. Про таких говорят «пай-девочка», «мамина радость», другие мамы ставят таких в пример нерадивым дочерям, а последние — открыто высмеивают. Я была в противоположной стороне от понятия «круто». После школы я спешила домой, чтобы укрыться в саду, в звенящей тишине беседки, с книгой в руках или с акварельными набросками. Конечно, если на это было время и не нужно было делать домашнюю работу.

Шестнадцатилетие стало моим триумфом. Я получила водительские права, и впервые ощутила удовлетворение от того, что мой возраст совпал с мироощущением. Тогда я стала казаться себе по-настоящему взрослой. Мама больше не запрещала краситься и носить каблуки (то есть открыто она не запрещала этого никогда, но сейчас начала прямо поощрять), и хотя я не делала ни того ни другого, осознание моего права на эту сферу жизни воодушевляло меня. Теперь мне были позволительны свидания (на которые меня никто не приглашал, да и я их не искала, тайно вздыхая по самому красивому парню школы), теперь я, как и многие, могла пойти работать на полставки в кафе, или выгуливать собак, или няней на вечер (чего я тоже не делала, так как Саймон, желая добиться в моих глазах титула «самый лучший папочка», не боялся избаловать меня и давал денег на карманные расходы столько, сколько я просила). Отношения с одноклассниками налаживались. Меня приняли в математический кружок, с членами которого мы часто зависали после уроков. Я брала от взрослой жизни то, что мне нравилось, при этом оставаясь ребенком. Но мне было всего лишь шестнадцать, и я могла себе это позволить.

В восемнадцать лет раздался тревожный звоночек. Одни ребята-студенты, с которыми я познакомилась, поступив в университет, были целеустремленными и хваткими и точно знали, чего хотят от жизни. Другие весело проводили время, живя сегодняшним днем и не заботясь о последствиях. А я же зависла на перепутье. Я думала о будущей жизни, много думала, но я ее не хотела. Мне было страшно рвать ниточки, соединявшие меня с детством. Я по-прежнему любила забраться с ногами на диван и смотреть мультики, поедая хлопья для завтраков прямо из коробки. И не только это. У меня было много таких привычек: несолидных, совершенно неподходящих молодой женщине. Почему-то взрослые люди казались мне серьезными, а их жизнь — бюрократизированной и однообразной. Словно в свободные от работы часы они только и делают, что решают мелкие и большие проблемы, их головы забиты всякими насущными делами, вроде списка покупок и необходимости перепланировки, а их расписание состоит из бесчисленных НАДО, где на ХОЧУ остается пара часов в воскресенье. В лучшем случае. Эдакий безумный калейдоскоп из работы, семьи и быта. Такой жизни я не хотела. Я была слишком большой мечтательницей и эстеткой, слишком часто мыслями пребывала не здесь, слишком сильно была привязана к красоте и искала ее в своем окружении, наконец, слишком сильно ценила свое одиночество и личное пространство. Я с замиранием сердца следила за тем, как стремительно приближалась эта скучная, наполненная рутиной действительность, и уже чувствовала дрожь в коленках. Так мне хотелось убежать. Только разве скроешься от времени? Оставалось только надеяться, что оно будет более благосклонно, и новые годы постепенно изменят мои желания и предпочтения, направив их в правильное, общепринятое русло. Увы, времени оставалось не так много.

В двадцать один год мне открылась страшная действительность: последние три года не изменили меня. Я зависла в одном возрасте, я перестала взрослеть. Теперь время летело так быстро, что дни заканчивались, не дав мне возможности даже прочувствовать их. Мысль о будущем была невыносима, и я стремилась отсрочить тот момент, как могла.

После окончания университета я вернулась в свой городишко и нашла работу, съехала от родителей, что в сумме должно было как-то повлиять на меня. Но не повлияло. В глубине души я чувствовала себя ребенком, и наверное,