катилась темнота. Она расщеплялась, создавая подобие коридора, и там было это существо с клювом… что бы это ни было. Оно стало крупнее прежнего и пробиралось из ночного неба, словно барсук, пробирающийся под изгородью. Я пытался убедить себя, что это все происходит у меня в голове, но не мог остановиться, чтобы начать выяснять.

Я доехал до спуска холма и увидел дорогу, ведущую к дому Алмы Мэй. Не знаю, почему мне казалось, что нужно поехать туда, но именно это я собирался сделать. Добраться до дома Алмы Мэй и выполнить обещание, доставив брата ей домой. Разумеется, я не думал, что это существо сможет последовать и последует за нами.

Это случилось как раз тогда, когда взорвался двигатель и погнулся капот от вылетевших поршней.

Машина заглохла и по инерции покатилась по дороге в направлении дома Алмы Мэй. Мы видели ее дом в дневном свете. Но даже этот свет стал блекнуть, когда ночь позади нас опустилась на дом.

Я распахнул дверь машины, схватил пластинки с заднего сиденья и крикнул Тути, чтоб тот выбегал. Он схватил свою гитару, и уже через секунду мы оба спешили к дому.

Оглядываясь назад, я увидел луну и звезды, но большую часть пространства занимало это существо с множеством глаз, покрытое язвами, щупальцами, конечностями и много еще чем, чего я не могу даже описать. Будто кто-то бросил разных тварей, рыб, насекомых, птиц и всякие болезни в одну чашку, а затем взбил все это специальной ложкой.

Когда мы добрались до дома Алмы Мэй, я постучал в дверь. Она открыла, и по ее лицу было ясно, что я постучал слишком громко. Но затем она глянула за мое плечо и побледнела так, что ее кожа стала почти белой. Она слышала эту музыку, поэтому тоже видела все происходящее.

Захлопнув дверь, я сразу пошел к проигрывателю. Алма Мэй задавала кучу вопросов, громко кричала. Сначала на меня, потом на Тути. Я сказал ей заткнуться. Затем выдернул одну пластинку из конверта, положил ее на проигрыватель, поднял иглу и…

…проводка затрещала, и свет погас. В проигрывателе ничего не заиграло. Снаружи все залилось светом кроваво-красной луны.

Дверь распахнулась. Щупальца ворвались вовнутрь и снесли журнальный столик. С него попадали какие-то безделушки и разбились о пол. Огромное чудовище попыталось втиснуться в дверь, отчего ее рама начала трещать. Звук ломающегося дерева походил на щелканье кнутом.

Мы с Алмой Мэй не задумываясь отступили назад. Красная тень, яркая, как костер в летнем лагере, сбежала от чудовища и поплыла по полу с извивающимися внутри нее жуками и червяками.

Но не в нашу сторону.

Она, словно масло, скользила в противоположную сторону комнаты. И тогда я все понял. Она не просто хотела пробиться наружу — она хотела завершить сделку, которую Тути заключил с продавцом пластинок. Он все время говорил об этом, но я понял это только тогда. Ей не нужны были ни я, ни Алма.

Она пришла за душой Тути.

Раздался такой резкий звук, что я закрыл уши руками, а Алма Мэй опустилась на пол. Это была гитара Тути. Он начал играть так жестко, что она звучала, будто к ней были подключены электроусилители. Уже при первом аккорде у меня задрожали колени. Он звучал в сотню раз громче пластинки. Это было за гранью понимания и за гранью человеческих возможностей. Но Тути это делал.

Красная тень остановилась и закатилась обратно, как язык.

Гитара показывала свою мощь. Существо у двери немного отпрянуло, и тогда Тути закричал:

— Иди, возьми меня. Возьми меня. Оставь их в покое.

Через окно проходило слабое свечение красной луны, и я увидел, как тень Тути подняла гитару высоко над головой и обрушила ее вниз, сильно ударив о пол, отчего ее деревянный корпус разлетелся на кусочки, а струны отскочили в разные стороны.

Кровоточащая тень быстро вернулась. По полу. На Тути. Он закричал. Он кричал так, будто его плоть горела на медленном огне. Затем в дверях появился зверь, будто им выстрелили из пушки.

Его щупальца хлестали, многочисленные ноги торопливо убегали, а клювы опустились вниз, вонзаясь в Тути, — они походили на дикую собаку, разрывающую на части тряпичную куклу. Весь пол был залит кровью. Будто взорвалась огромная ягода клубники.

А потом случилось еще кое-что. С пола поднялся синий туман — с того места, где были останки Тути, и на какое-то мгновение я увидел в нем его лицо. Оно улыбалось беззубой улыбкой — на месте, где у него был рот, была лишь черная дыра. Затем, как будто кто-то втянул пар с супа, синий туман всосался в клювы этого существа, и с Тути и его душой было покончено.

Существо повернулось и посмотрело на нас. Я стал доставать свой пистолет, хоть и понимал, что в этом не было смысла. Оно издало такой звук, будто тысяча камней и разбитых автомобилей упали с гравийного и стеклянного обрыва. А затем переместилось к двери и вышло с тресканьем, похожим на звук, с которым выбивают мокрое полотенце. Кровоточащая тень побежала за существом по полу, силясь его догнать — как собачка, надеющаяся на угощение.

Когда существо и его тень вышли, дверь захлопнулась, воздух стал чистым, а комнату залило светом.

Я посмотрел туда, где был Тути.

Ничего.

Ни косточки.

Ни капли крови.

Я поднял окно и выглянул на улицу. Было утро.

Ни облачка на небе.

Солнце выглядело как солнце.

Пели птицы.

Я повернулся к Алме Мэй.

Она медленно поднималась с пола.

— Этой твари нужен был только он, — сказал я, испытывая к парню уже совершенно иные чувства, нежели раньше. —