добьется своего.

Получив назначение на стройку, Хашим сообразил, что ему необходим хороший помощник. Хотел найти работника опытного, но обязательно послушного. Выбор пал на Гуляма-ака, знающего, но прибитого жизнью человека. Какие бы ни возникали затруднения, Хашим решал их с помощью Гуляма-ака. Помимо своих основных обязанностей, тот писал для него отчеты и докладные в вышестоящие организации, составлял письма, даже тезисы для выступлений на различных совещаниях. Гулям-ака беспрекословно выполнял все распоряжения главного инженера, не осмеливаясь ни в чем ему перечить. Чего он боялся? Почему никогда не жаловался и не роптал? Был все равно что вода под снегом: ни всплеска, ни зыби...

На стройке Балтаева не любили, даже остерегались. Некоторые со вздохом говорили, намекая на его брата в министерстве: «У кого за спиной гора, тот ничего не боится».

Хашим не скрывал от самого себя тот факт, что в общем-то не интересовался ни значением будущего канала, ни людьми, которые его строят. Им владело одно желание: чтобы настал скорей день, когда оживут чертежи, нанесенные на кальку. Тогда на его груди и на груди профессора Данилевича засияют ордена. Да что там ордена... Золотые Звезды... И учитель обнимет Хашима и во всеуслышание объявит, чем обязан своему верному ученику. И тогда он, Хашим Балтаев, станет признанным преемником профессора. А потом... У него даже голова кружилась при мысли, что будет потом...

А этот упрямец Данияров мутит воду и хочет испортить Хашиму карьеру. Выскочка! Лучше бы исправно исполнял свои обязанности и не лез куда не следует! Настоящая заноза... Нет, нет, надо ее вытащить, пока не началось нагноение. Хашим заставит Латифа плясать под свою дудку. А если не подчинится, пусть пеняет на себя...

— Ну-с, какова повестка дня? — спросил главный инженер, когда Черный Дьявол вошел к нему в кабинет. — Зачем пожаловал?

— Надоели склоки и беспорядки! — торжественно заявил Маннап, сняв шапку-ушанку и положив ее на стол. Черные пряди волос упали на лоб, закрывая глаза, и он небрежным жестом откинул их в сторону... — Поставь журавля сторожем, крику не оберешься.

— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовался Балтаев.

— Царицу пустыни, конечно!

— Кого, кого?

— Махидиль Салимову, бригадира... Разногласия у нас с ней. Наряды плохо закрывает. Заставляет вкалывать, а как дело доходит до рупий — шиш. Вот сочинил на нее жалобу, крик души, — протянул он главному инженеру исписанный лист бумаги.

Балтаев принялся читать, и лицо его с каждым мигом все больше хмурилось. «Сейчас начнет орать!» — подумал Маннап и беззаботно вытянул ноги под столом.

И действительно, отшвырнув от себя бумажку, Хашим стукнул кулаком и свирепо уставился на жалобщика.

— Склочник! — свирепо закричал он. — Вон отсюда!

— Я к вам с воплем души, а вы...

— Говорят тебе — вон!

— Тогда отдайте бумагу! — Маннап развязно поднялся с места.

— Нет! — отрезал Хашим. — Заявление останется у меня!

Он выдвинул ящик стола и бросил туда бумагу.

Оставшись один, Хашим долго сидел в задумчивости. Вновь перечитал заявление Маннапа, аккуратно сложил его и спрятал в бумажник.

Дома, за ужином, Хашим будто невзначай сказал, обращаясь к жене:

— Подружка-то твоя, ай-ай-ай...

— Диля?! — испуганно вскрикнула Махмуда. — Что с ней?

— С ней-то ничего, а вот... — Хашим умолк.

— Говорите, говорите же!

Хашим нахмурился.

— Вертихвостка она, оказывается...

— Что?! — возмутилась Махмуда. — Да как у вас язык повернулся такое сказать?!

— Не веришь, спроси у людей. Повсюду шумят об этом...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Совещание еще больше подхлестнуло Рахимова. Он спал урывками, в машине, разъезжая по всей трассе, знакомясь с положением на местах, вникая в нужды участков, и не уезжал, пока дело не налаживалось. Мысли о Балтаеве не покидали его. Да, видно, главный инженер не считался со спецификой работы, не обращал внимания на запросы людей, живущих и работающих в тяжелых условиях. Грош цена такому руководителю!

После совещания на стройке было проделано многое. Сформированы специальные автоколонны для доставки грузов с железной дороги, достроены теплые складские помещения и гаражи; поблизости от участка Гавхона начато строительство нового поселка; на стройку прибывали и прибывали люди. С каждым днем менялись условия жизни строителей: улучшилось питание в столовых, в лавках стало больше товаров. Участки и поселки были радиофицированы, и дикторы рассказывали обо всех новостях на трассе, о том, как идет социалистическое соревнование, и о тех, кто особенно отличился. Диспетчер оповещал по радио о начале и конце смены. На участке Даниярова стала выходить стенная газета, редактором которой выбрали Гульхайри. Оживилась и работа клуба, часто демонстрировались фильмы. В общем, дела явно шли на лад.

Махидиль втянулась в жизнь трассы. Правда, спокойствия ей это не прибавило; когда чувствуешь на себе ответственность, откажешься от лишнего часа сна. По утрам, позавтракав наспех, она бежала в контору и составляла для начальника участка короткую рапортичку о работе, проделанной накануне ее бригадой. Получив новое задание, знакомила с ним людей, определяя каждому его задачу, и перед началом смены проверяла и опробовала машины. Махидиль была требовательна к себе и того же добивалась от всех. «Нужно беречь каждую минуту, беречь каждую машину, каждую гайку, каждый литр воды, каждый грамм топлива», — не уставала твердить она.

И после смены Махидиль не позволяла себе отдыхать. Часто можно было видеть, как, увязая в песке и снеге, она взбиралась на барханы и долго стояла, записывая или зарисовывая что-то в общей тетради с помятой картонной обложкой; с этой тетрадью она никогда не расставалась. Усталая возвращалась домой, утоляла жажду горячим чаем, немного отдыхала и вновь шла по делам.

Махидиль окрепла, и теперь с усмешкой вспоминала, как ей было трудно в первые дни, когда, получив солнечный удар, думала, что умрет, и струсила, смалодушничала — хотела бросить все и уехать... «Теперь она уже не та наивная горожанка, приехавшая сюда в нарядном платьице», — горделиво думала Махидиль, вышагивая по снегу в ватных стеганых брюках, валенках, шапке-ушанке, с раскрасневшимися от морозного воздуха щеками.

Девушка втянулась в ритм стройки, работала, не считаясь со временем, но ей все казалось мало. Махидиль очень хотелось