Его прикосновения обжигали кожу, и я еле контролировала время, уверенная, что точно переварю макароны, не говоря о том, что блендер уже пора выключать. Я приоткрыла губы, чтобы проще было глотать воздух, но его всё равно было мало. И когда его ладонь дошла до моей щеки, нежно обхватившая её, Боён приблизил своё лицо ко мне, чтобы я не могла видеть ничего, кроме его искрящихся глаза.

— Я люблю тебя, Соник, — послышалось мне, и я неловко улыбнулась, не решаясь признаться в том, что плохо расслышала его.

Дурацкий блендер. Не могла же я услышать то, что он любит меня. Мы ведь только начали встречаться, слишком быстро для таких признаний, слишком легкомысленно, даже для него. Скорей всего, он сказал, что хочет есть, просто шум блендера исказил его слова. Да, так и есть. Поэтому я отошла в сторону, чтобы, наконец, выключить шумный электроприбор, и усмехнулась самой себе под нос. Надо же такое услышать.

— Почти готово. Можешь достать из холодильника кимчи? — попросила я, не решаясь повернуться к нему лицом, и чересчур долго перемешивала готовый соус, превратившийся в чёрт-те что.

— Мой психотерапевт говорила, что мужчины ищут жён, похожих на своих матерей. Думаю, ты та самая, — сказал он, и я чуть не уронила тарелку с макаронами, вовремя положив их на стол.

Я застыла на месте, уставившись в спину Боёна, который продолжал рыться в полупустом холодильнике, и пыталась осознать его слова. Сейчас не работал блендер и не кипела вода, мне точно не послышалось. Я чувствовала, как заливаюсь краской, и надеялась, что не улыбаюсь, как дурочка. Со спокойным лицом я поставила тарелки и приборы на стол, и, наконец, села за стол, когда Боён достал пластиковый контейнер с кимчи, к которому, я так поняла, он не притронулся с того дня, как я оставила его в холодильнике.

— Тебя смутили мои слова? — усмехнулся он, садясь напротив меня, и я, как по привычке, всё перемешивала соус в пиале, не поднимая взгляда.

— А? Ээ… не знала, что ты посещаешь психолога, — ответила я, не сильно зацикливаясь на этом факте.

— Психотерапевта, — исправил он меня и принялся с аппетитом есть макароны, из-за чего я почувствовала облегчение, что мой парень не заснёт голодным. — Уже не посещаю.

Я не особо разбиралась в терминах и поэтому не понимала разницы. Но связано ли это с голосами в его голове и лекарством, которое он пьёт? Я так сильно запуталась в мыслях, но всё равно робела спросить всё, как есть. Да и была уверена, что он переведёт разговор, чтобы избежать ответа.

— Хочешь сказать, что я похожа на твою мать? — мой вопрос прозвучал немного безразлично, так как я деликатно пыталась подвезти тему к его таблеткам.

— Не знаю, я плохо её помню, — он пожал плечами, накладывая себе добавки, и я подвинула пиалу с соусом в его сторону, чтобы не начать опять его перемешивать. — Но хотел бы, чтобы она была такой, как ты. Готовила мне и не заставляла идти спать.

— Ты говорил, твои родители разведены, — прошептала я с удивлением.

Мне стало не по себе от его слов. То есть он видел во мне свою несостоявшуюся мать или я что-то опять недопоняла?

— Она бросила нас с отцом и братом, когда мы ещё даже в школу не начали ходить, — ответил он и улыбнулся уголком губ, посмотрев на меня исподлобья.

Такого откровения от Боёна я ещё не слышала, и мне даже стало стыдно, что я совсем ничего не знаю о его семье и прошлом. Ни про бросившую его мать, ни про психотерапевта, ни даже про то, что у него есть брат.

— У тебя есть брат, — проговорила я, желая поменять тему о матери, которую я подсознательно ненавидела.

Уверена, она и является причиной, по которой Боёну пришлось ходить к психологу или как там его.

— Да, младший. Мы с ним не общаемся, — сразу же ответил он, и я неосознанно выдохнула, откинувшись на спинку стула.

Макароны почти заканчивались, а парень продолжал есть, умудрившись съесть порцию на двоих. Мне казалось, что он уже и не голоден, просто не перестаёт жевать, чтобы много не говорить.

— Я так поняла, с отцом ты тоже не общаешься, — пробормотала я себе под нос, и он положительно кивнул.

Решив, что сегодня с откровениями нужно заканчивать, я встала на ноги и налила Боёну воды. Узнать про таблетки уже не получится, да и я уже приблизительно догадывалась, в чём его проблема. Хоть я и пообещала себе не ставить преждевременных диагнозов, но парень сам почти признался в том, что из-за детской травмы посещал психотерапевта.

— Не надо было так много есть перед сном, — сказала я, убирая тарелки со стола, пока Боён жадно глотал воду из стакана.

— А что? Пора спать? — спросил он, нахмурив брови, и слишком соблазнительно облизнул влажные губы.

— Уже поздно. Да и ты сказал, что устал, — ответила я строгим голосом, стоя у раковины, и надела перчатки.

— А ведь несколько минут назад я хвалил её за то, что она кормит меня вкусностями и не заставляет спать, — он саркастично фыркнул, и я резко повернула к нему голову, окинув недовольным взглядом.

— А ведь час назад ты сказал мне не беспокоиться и идти к себе, — я передразнила его и высокомерно вскинула нос, возвращаясь к мытью посуды.

— Соник, никогда не верь словам голодного мужчины, — сказал он, и, когда я хотела было что-то ответить ему, почувствовала его горячее дыхание на своей шее. — Не считая тех трёх слов, которые ты не расслышала, — добавил он шёпотом, еле касаясь губами мочку моего уха, и тарелка с грохотом выскользнула из рук.

— Не сломала, — проговорила я, ощущая, как участилось сердцебиение, но точно не из-за страха сломать чужую посуду.

Те три слова. Я хочу есть? Он же про эти три слова? Я почему-то не решалась переспросить, боясь услышать совсем не это. Думаю, я просто не готова к признанию в любви. Да я всё никак не привыкну к приставке «мой парень» возле имени Квон Боён, а он уже про свою семью рассказывает, про которую, видно, не очень любит распространяться.

— Пойду-ка я к себе. Надо статью перевести к утру, — протараторила я, быстро снимая перчатки, и оставила в раковине недомытую кастрюлю. Сам помоет.

Я повернулась к нему лицом и несильно оттолкнула, но тот по-кошачьи улыбался, не моргая уставившись в мои глаза. Тяжело вздохнув, я подняла на него робкий взгляд и не понимала, чего он так пристально смотрит. Легонько чмокнув Боёна в губы, я думала так отделаться, но он продолжал таращиться на меня с ожиданием. Недовольно нахмурив брови, я положила руки ему на плечи и, закрыв глаза, нежно поцеловала его, стараясь сильно не углубляться, чтобы не затягивать. Он лениво отвечал мне, и, когда я посмотрела на него, надеясь увидеть удовлетворение и «разрешение» пойти уже домой, Боён отрицательно покачал головой, по-хитрому улыбаясь.

— Останься, — произнёс он приказным тоном, и я не сразу смогла пошевелить языком, чтобы отказать. — Я ж не смогу без тебя заснуть, — продолжил он уже чуть умоляюще. — Смотри, даже приходится снотворное пить, — он вытащил из кармана домашних штанов те самые таблетки и быстро спрятал их обратно, не дав мне получше рассмотреть название на пачке.