Шрифт:
Закладка:
- Да, - кивнул Андрей Викторович, - бери нашу гостью под ручку и иди с ней к нашей Люсе. Уверен, она сможет навести порядок в голове этой мисс - точнее, очень на это надеюсь... А у нас сейчас будет тяжелая работа - разговаривать с товарищем Леваневским. Переводчик, как ты понимаешь, нам при этом не нужен, поэтому мы даем тебе отдельное поручение.
- Будет исполнено, товарищ командующий! - бодро ответил Александр Шмидт и, повернувшись к американке, продолжил уже по-английски: - Мисс Эрхарт, позвольте мне проводить вас в дом гражданки Люси д'Аркур. Там вы сможете отдохнуть и за неспешной беседой с хозяйкой выяснить для себя то, что вам пока непонятно в нашем обществе...
- Я - миссис, молодой человек! - встряхнула летчица своими кудрями. - Да будет вам известно, что я замужем...
- Я верю, верю, - успокаивающе кивнул адъютант-переводчик главного военного вождя, окинув Амелию сочувствующим взглядом. - Но, пожалуй, здесь это уже не имеет никакого значения. Бездна в сорок тысяч лет непреодолима для обычного смертного существа, а потому брачные узы всех, кто попал сюда, считаются расторгнутыми в силу непреодолимых обстоятельств, как и присяга, которую военные люди приносят своему государству. Здесь все надо начинать с чистого листа, и обратного пути нет. Как говорили древние греки: «ладья Харона обратно не перевозит».
Миссис Эрхарт (или снова мисс?) отвела взгляд: острая тоска от осознания безвозвратности впервые торкнулась в ее сердце. Всеми силами она старалась подавить свои чувства, чтобы не казаться в глазах этих странных людей чувствительной дамочкой - ведь она всегда призывала женщин быть сильными. Нельзя раскисать ни в коем случае!
И, чтобы отвлечься от охватившей ее паники, она спросила у своего провожатого:
- А кто она такая - эта ваша гражданка Люсия?
- О, я думаю, общение с ней откроет вам очень многое... - улыбнулся Александр Шмидт, и от этой его теплой ласковой улыбки Амелии чудесным образом немного полегчало. - Возможно, вы даже найдете друг в друге что-то общее... Люся у нас из тех, кто попал в этот мир всего через несколько месяцев после Основателей, а потому знает истоки и причины большинства обычаев. Но сразу скажу: можете не опасаться, что вас насильственно засунут в чей-то гарем. У нас такое не принято. Запомните - не принято. От женщины в Аквилонии в брачном вопросе требуется желание, а от мужчины - только согласие. Коль будет на то ваша воля, вы сами сможете выбрать себе будущего мужа и прямо заявить об этом во всеуслышание. Но перед этим вам еще придется заслужить себе права полного гражданства. Иным способом эти дела у нас не делаются.
Та вздохнула, осмотрелась по сторонам и, изобразив на лице натужную американскую улыбку, сказала:
- Ну хорошо, идемте, мистер Шмидт...
Некоторое время они шли молча, и американская летчица жадно смотрела на кипящую вокруг удивительную жизнь. Во всем здесь, даже при беглом взгляде, хорошо ощущались крепкий уклад и стройный порядок, добротность и деловитость, явно управляемые мудрой и твердой рукой.
Но женское любопытство все же заставило ее задать вопрос, так и вертевшийся на языке:
- Мистер Шмидт, скажите... а у вас сколько жен?
- У меня две: француженка из начала двадцать первого века Доминик и местная уроженка Лис, - честно ответил молодой человек. - Доминик нежная, а Лис страстная, и этой пары противоположностей мне пока хватает.
- И что, они, ваши жены, никогда не ссорятся, не устраивают скандалов, выясняя, кто из них главная? - удивленно спросила американка.
- Вы, мисс Эрхарт, неправильно воспринимаете наши семьи, - мягко ответил Александр Шмидт. - Жены в них - не ревнивые конкурентки за влияние на мужа, а добрые подруги и нареченные сестры, а это родство, по местным обычаям, ничуть не уступает кровному. Государство снабжает нас всем необходимым для обеспечения физического выживания, а моральный комфорт, уют и человеческое тепло мы должны создавать себе сами. Впрочем, поговорите об этом с Люсей д'Аркур - и она, как женщина женщине, расскажет вам гораздо больше моего.
- Хорошо, мистер Шмидт, я так и сделаю, - кивнула Амелия Эрхарт и украдкой вздохнула.
Весь остальной путь она молчала, продолжая с интересом оглядываться по сторонам и старательно пытаясь постичь весь немыслимый уклад этого странного государства, куда занесла ее злая воля судьбы и откуда уже не было возврата к привычной жизни...
Полчаса спустя, там же.
- Ну что, Сигизмунд Александрович, рассказывай, как ты дошел до жизни такой? - спросил Андрей Викторович, когда Леваневский наконец-то открыл глаза.
- Э-а-о-ы... - ответил тот непослушными от проходящего паралича губами.
- Что, тяжко? - участливо спросил главный военный вождь и, обернувшись, добавил: - Доктор, сделайте, пожалуйста, пациенту обезболивающий укол, а то он так страдает, что даже на простой вопрос ответить не может.
Доктор Блохин пожал плечами, присел рядом с Леваневским на корточки и кольнул того в плечо патентованным югоросским обезболивающим прямо через рукав пилотской униформы (как раз к такому полевому применению шприц-туба с лекарством и была предназначена). Кстати, всем остальным товарищам военлетам инъекция была произведена еще до пробуждения, а потому и пришли в себя они раньше, и для них это приключение обошлось без неприятных последствий. И теперь, они все пятеро, после разговора с товарищем Давыдовым принятые как свои, тихо ждали в сторонке исхода разговора местного начальства с командиром их экипажа.
Лекарство на Леваневского подействовало быстро, и уже через пару минут он довольно внятно сказал:
- Развяжите