где он находился под охраной четверых красноармейцев. Вел себя Сытин вызывающе нагло. Бранился, грозился «найти справедливость», каждый день писал жалобы Ленину, Свердлову, Троцкому, недавно назначенному главнокомандующему Красной Армией Вацетису. По распоряжению Вацетиса Сытин был освобожден из под ареста и отправлен в Москву «в сопровождении», то есть – под конвоем. В Москве за Сытина заступился Троцкий, имевший влияние на комиссию, занимавшуюся делом Сытина (она состояла из одних троцкистов). В результате Сытин был оправдан, то есть официально признали, что он держал в своем штабе белогвардейских шпионов без злого умысла и все ошибки командования совершил также без злого умысла. Троцкий назначил Сытина начальником отдела управления делами Реввоенсовета, на сугубо «техническую» должность, на которой дров не наломаешь. Осенью 1919 года в бытность мою председателем Реввоентрибунала я однажды случайно повстречался с Сытиным.

– Вот видите, товарищ Легран, напрасно вы меня арестовывали, – с укором сказал мне Сытин. – Я ни в чем не виновен, все обвинения с меня сняты.

– Будь моя воля, – честно ответил я, – я бы шлепнул вас, господин генерал, сразу же после того, как вы взяли в свой штаб белогвардейских агентов. И их бы заодно шлепнул. Жаль, не вышло.

Сытин испуганно отшатнулся и ушел от меня быстрыми шагами, едва ли не бегом. Небось, испугался, что я сейчас достану наган и исполню свою угрозу. Признаюсь честно в том, что иногда я жалею, что не застрелил Носовича и Ковалевского (а заодно и Садковского), когда они служили в штабе Южного фронта. Нарушил бы, конечно, революционную законность, но принес бы пользу Революции, спас бы многих красноармейцев, которых погубили эти негодяи. Я однажды произвел подсчет, весьма приблизительный, но все же показательный. Вышло у меня, что только за время службы Носовича в штабе Южного фронта (не считая службы в комиссариате Северокавказского округа) по его вине погибло не менее 7 тысяч человек.[141] Эти жертвы были результатом «ошибок», допущенных штабом фронта (то есть устроенных Носовичем). При попустительстве Сытина, Носович перекладывал свои ошибки на других, чаще всего – на товарища Сиверса,[142] который открыто называл Носовича изменником и отказывался выполнять те приказы, которые считал неправильными. Сытин и Носович называли Сиверса «анархистом», «атаманом» и прочими нелицеприятными прозвищами, намекающими на его мнимую недисциплинированность. А вот товарищ Сталин считал Сиверса надежным, умным, хладнокровным и крайне дисциплинированным командиром. Дисциплина в бригаде Сиверса всегда была на высоте. Из гимназического курса латыни я запомнил выражение: «Рыба начинает пахнуть с головы». Очень верно подметили древние римляне. Все идет с головы, то есть от командира. Если командир слаб, то и отряд у него никудышный. У разгильдяя в отряде будет царить анархия, а вот у такого дисциплинированного человека, как Сиверс, в бригаде всегда был идеальный порядок, любо-дорого видеть. Жаль, что Сиверс погиб, всех погибших товарищей жаль. Смерть его лежит на совести Носовича (и Сытина). Товарищ Сиверс погиб в бою под Желновкой, отражая атаку белоказаков, которые ударили в слабое место красных, открытое им Носовичем.

Той же осенью 1919 года я получил пакет от Сталина. В пакете лежал белогвардейский журнал «Донская волна», который издавался в Ростове.[143] В журнале был напечатан отрывок из воспоминаний Носовича о его работе в Царицыне. К журналу прилагалась записка от Сталина: «Наш старинный „друг“ заделался очеркистом». Журнала я хранить не стал, а вот написанное Носовичем сохранил на память. Врал он беспардонно, хаял большевиков и восхвалял беляков. Красные бойцы и командиры у него были описаны как пьяницы и мародеры, не имеющие понятия о дисциплине. Неудивительно, чего еще можно было ожидать от этого мерзавца? Вот только непонятно, как же эти самые «недисциплинированные мародеры» разгромили все «дисциплинированные» белые армии, которыми командовали такие «орлы», как Краснов, Юденич, Деникин, Колчак и Врангель, а заодно разгромили и сунувшихся им на помощь интервентов? Нескладно как-то выходит, когда «слабые» бьют «сильных». Логики во вранье Носовича нет нисколько, с какой стороны не взгляни. Одно дело, когда такую чушь пишут люди, не нюхавшие пороха, далекие от военного дела. Был у Деникина такой придворный шут, сатирик Аверченко.[144] Тоже писал всякую чушь о советской жизни, в том числе и о красноармейцах. Но ему хоть простительно – штатский человек, в военном деле ни бельмеса не смыслил, пел с чужих слов. А вот Носович превосходно знал, что такое Красная Армия, красные командиры и красноармейцы. Но понимаю, что им руководило. Злоба брала свое, просилась наружу. Где же ее излить, как не на страницах журнальчика?

Не знаю, где Носович сейчас, но крепко надеюсь на то, что он получил по заслугам за все свои дела революционную пулю. Иной «награды» он не заслужил.

Бросать начатое дело на середине не в характере товарища Сталина. Уж если он за что взялся, так непременно доведет до конца. Будучи членом ЦК, членом Реввоенсовета Республики и наркомом по делам национальностей, то есть крайне занятым человеком, товарищ Сталин не забыл о тех, кто помогал Носовичу. Снесарева Троцкому удалось отстоять. Чебышев и прочие арестованные участники заговора на допросах в один голос заявляли о том, что Снесарев, дескать, не знал ничего о вредительстве и саботаже. Под нажимом Троцкого, следствие приняло это утверждение как факт, несмотря на то, что имелись показания Кремкова, в которых утверждалось, что Снесарев о заговоре знал и участвовал в нем. О том же свидетельствовал и Серебренников, который решил не юлить, а рассказать все как было. Но следователи решили, что показания десятка заговорщиков перевешивают показания двух человек, говорящих правду (повторяю – это было сделано под нажимом Троцкого). Снесарев был осужден только в 1930 году, после высылки Троцкого, когда некому стало его защищать. Осенью же 1918 года Снесарев по рекомендации Троцкого был назначен на весьма ответственную должность командующего Западной армией.[145] Те, товарищи, которые знали Снесарева по Царицыну, были крайне удивлены подобным назначением. Даже если закрыть глаза на очевидные факты и допустить, что Снесарев не замечал заговора, находившегося у него под самым носом, то сразу же возникал вопрос – можно ли доверять настолько близорукому в политическом смысле человеку командование одной из самых крупных армии Республики?

Ковалевского расстреляли вскоре после бегства Носовича в середине ноября 1918 года. До тех пор он при покровительстве Сытина оставался начальником оперативно – разведывательного отдела штаба Южного фронта, несмотря на то, что товарищ Ворошилов.[146] Ковалевский так же, как и Носович, готовился уйти к белым, но, благодаря бдительности товарищей из штаба, которые после бегства Носовича