Наставница Сахаджанья с силой дернула занавес, заставляя Анджали отвернуться от пленительного, но такого болезненного зрелища. И на сей раз ученица позволила себя увести.

В комнате, где уже был разложен на грубой ткани алый костюм, служанка опрыскивала пол душистой розовой водой.

— Оставь нас, — велела Сахаджанья, и служанка тут же шмыгнула вон.

— Поэтому на вас лица не было, когда вы вернулись… — сказала Анджали, все еще под впечатлением от увиденного.

— Удивительно, как многому Урваши смогла ее научить, — ответила тихо Сахаджанья, переплетая косу Анджали и украшая ее свежими цветами.

— Когда она не танцует и просто идет, ее ножные браслеты не звенят…

— Не думай об этом, — наставница так туго затянула пряди, что Анджали зашипела от боли. — Просто танцуй!

— Она не танцевала, — возразила девушка, — она жила в танце… Она стала водой…

— Приди в себя! — Сахаджанья вдруг больно ткнула ее шпилькой в запястье.

Анджали вскрикнула и уставилась на капельку крови, выступившую на белой коже. Джавохири превратилась в воду… Наверное, потому, что ее арангетрам угоден богине Ганге. А она, Анджали, думала вовсе не о боге Агни… Она думала о господине Шакре… Но если состязание будет проиграно, господин Шакра навсегда будет потерян… Лоувики не позволят появиться в божественного городе Амравати…

Тем временем Сахаджанья подправила чуть расплывшуюся краску на лице ученицы и привязала косу, затянув золотой шнур на два узелка, чтобы точно не развязался в танце.

— Идем! — поторопила она Анджали. — Как бы то ни было — сделай все, чтобы твой арангетрам был угоден богам!

Снова занавес поплыл в сторону и сияющая Джавохири проскользнула в темноту коридора, едва не столкнувшись с Анджали.

Взгляды соперниц встретились. Анджали ждала привычных обидных слов, но Джавохири вдруг усмехнулась — снисходительно, с презрением, и ничего не сказала.

Анджали оглянулась ей вслед, но наставница уже подталкивала девушку в спину, потому что уже зазвенели колокольчики, объявляя начало нового танца.

В этот раз Анджали вышла на сцену, как одинокий воин, встретивший в поле вражеское войско. Теперь зрители не казались ей союзниками — наоборот, они были врагами. И даже боги не смотрели на нее с прежней благосклонностью. Как танцевать, если все только и ждут твоего провала? Как бороться, если все уверены, что ты проиграешь?.. И ты сама почти в этом уверена…

Музыканты заиграли, и ноги привычно повторили ритм три и четыре — та ди нам, такун тари кита така…

Сейчас она станцует, как раньше — правильно, очень чисто, не совершив ни единой ошибки, но по сравнению с танцем Джавохири это будет выглядеть блекло, даже жалко…

И все ждут ее провала…

Анджали сложила ладони, приветствуя зрителей, и браслет, скользнув по руке, задел пораненное шпилькой место. Боль заставила все страхи отступить, танцовщица вскинула глаза, бросая вызов толпе, что с жадным любопытством следила за ее провалом. Все они — гандхарвы, апсары — казались безликими и серыми, но в первом ряду стоял мужчина в алом тюрбане, и этот цвет встряхнул Анджали сильнее, чем боль. А потом будто алая шелковая нить протянулась к сердцу — кто-то в этой толпе смотрел на нее совсем иначе, чем другие. Это было тепло, даже горячо, и кто-то страстно желал ее победы!..

— Та-ди-нам! — отчитывал ритм старший музыкант-наттуванар, пристукивающий особым музыкальным инструментом — манджирой, металлическими тарелочками, помогающими не сбиться с ритма.

Наставница Сахаджанья ахнула, когда поняла, что ученица меняет рисунок танца прямо на сцене.

«Та-ди-нам!» — и на каждый счет Анджали пристукнула пятками по два раза.

«Такун-тари-кита-така!» — и снова на каждый счет танцовщица успела сделать по два движения.

Зрители завопили от восторга, а господин Кама даже вскочил на своем ложе, прихлопнув в ладоши.

— Она не выдержит такого темпа! — сказал кто-то из младших богинь, но Анджали уже не слышала ничьих слов.

Пусть Джавохири — вода, пусть танец ее так плавен и текуч, что завораживает, завлекает, словно водоворот.

Ее танец будет другим — настоящим огненным. Чтобы сцена запылала!..

Бубенцы на ножных браслетах звенели так, что казалось чудом, как они не оторвутся, а в саму танцовщицу словно вселилась ракшаси — демоница.

Даже среди богов произошло замешательство — многие встали, чтобы лучше видеть удивительный танец, что уж говорить о простых горожанах!.. Пыл танцовщицы заразил и музыкантов. Наттуванар бешено звенел серебряными тарелочками, все убыстряя и убыстряя темп, но на каждый его счет Анджали успевала сделать два движения, и это было почти чудом!..

— Это майя! — крикнул кто-то из толпы, повергнув всех в настоящее смятение.

Танец превратился в настоящий вихрь, и достиг наивысшей точки одновременно с последним ударом манджиры.

Анджали замерла посреди сцены, подобно статуе, и медленно склонилась в поклоне. Ее приветствовали такими криками, что госпожа Сарасвати заткнула одно ухо.

Поклонившись еще раз, танцовщица убежала со сцены, но обезумевшие гандхарвы лезли друг другу на головы, вызывая девушку и требуя повторения.

14

— Как вам, наставница⁈ — возопила Анджали, оказавшись за занавесом. Ей не надо было понижать голос — снаружи стоял такой рев, что приходилось кричать, чтобы быть услышанной.

Сахаджанья без слов стиснула ее в объятиях, но сразу же отпустила, поправив сбившиеся складки сари на ученице.

— Теперь танец-молитва… — еле выговорила она. — Только прошу, не меняй больше ничего… Я чуть не умерла от страха!.. Ты — человек ли⁈ Что ты там устроила⁈

— Это и вправду выглядело впечатляюще! — к ним подошла Джавохири. Она уже успела переменить прическу для следующего выступления — уложила косу кольцами на затылке и украсила цветами, сделанными из тонких золотых пластинок. — Но так безрассудно потратить столько сил в самом начале… Как же ты будешь исполнять танец-ожидание? — изобразив лукавое раздумье, Джавохири приставила к подбородку указательный палец. — Хватит ли у тебя сил и дыханья? Не ослабеют ли ноги? Не устанешь ли ты? — и она проплыла мимо, как волна, и вышла на сцену.

— Не могла не брызнуть ядом, — сказала Анджали, уже почти восстановив дыхание.

— Сохраняй спокойствие, — к наставнице Сахажанье вернулась ее деловитость. — Поспешим! Тебя надо причесать!

Анджали позволила себя увести, а оказавшись в комнате для переодеваний села на подушки, давая отдых натруженным ногам.

Сахаджанья укладывала ей косу, закрепляя шпильками и украшая живыми цветами, и не переставая советовала:

— Сейчас не усердствуй с движениями, побереги силы для основного танца. Ты очень красива, гораздо красивее Джавохири, покажи, что боги одарили тебя не только внешней красотой, но и внутренней. И не морщи лоб, когда поднимаешь брови…

Кивая, что все услышала и поняла, Анджали на самом деле почему-то все время возвращалась мыслями к Джавохири. Ее последние слова звучали в памяти, и это казалось необычайно важным… Нет, Анджали не испугалась потерять силы — наоборот, сейчас она чувствовала себя всемогущей. Оттолкнись посильнее — и взлетишь!.. И все же, в сердце поселилась неясная тревога…

— Анджали, проснись! — встряхнула ее наставница. — Твоя очередь!..

И снова было мгновение, будто прыгаешь с обрыва в холодную воду — Анджали снова вздохнула и нырнула под приподнятый занавес. В этот раз ее встретили с еще большим восторгом, чем проводили после танца ветра. И теперь она чувствовала не одно лишь жадное любопытство зрителей, а еще и тепло, переливающееся от их душ к ее душе. Это придавало сил, придавало живительного вдохновения, как глоток божественной сомы, которая одновременно и опьяняет, и бодрит.

Никогда еще Анджали не испытывала такого душевного подъема, такого сердечного жара. Вознося в танце молитву, ей казалось, что алтарь ее бога не украшен алыми цветами, а объят настоящим огнем. Конечно же, порыв танцовщицы не мог не захватить и зрителей.

— Они с ума сошли! — закричала Сахаджанья, когда Анджали вернулась после последнего поклона. — Ты слышишь, что там происходит⁈ Ты — чудо, моя девочка! Я всегда это знала!

Джавохири стояла тут же — после этого танца полагался получасовой перерыв, и она позволила себе задержаться, чтобы посмотреть на выступление соперницы. На губах ее застыла улыбка, но глаза были холодными, и когда она посмотрела на Анджали, ту словно укололи сотни иголок.

— Теперь можешь утолить жажду, — Сахаджанья уже