Шрифт:
Закладка:
Петя объяснил, что как раз в рейдах кормят лучше, чем на базе. Должно же быть хоть что-то хорошее в этом всём. Пока Бубнов проводил разъяснительную работу, в палатке объявился подполковник Ермолаев — подтянутый, с аккуратными усиками и рыбьими глазами. Разумеется, со свитой из майора и капитана.
Не чинясь — взял ту же самую кашу с тушенкой, начал быстро есть. При этом умудрялся раздавать какие-то ЦУ. Я прислушался. Ничего интересного. «Охваты, фланги, десанты…». Но потом пошло поживее. Майор из свиты жаловался на возможные большие потери в каком-то ущелье, чье название я не выговорю и под пытками. На что Ермолаев кривя губы объяснял строгим голосом, что тут армия, приказ есть приказ и он выполнит его несмотря ни на что. Ага, ясно. Приехал за речку ордена зарабатывать. А кого там убьют или затрехсотят — его не парит. И еще объясняет так… поглядывая на нас всех, громким голосом.
* * *
А потом я спрятался в кунге и нагло продрых часа два. И даже проснулся сам, никто меня не тревожил. Но только я успел порадоваться этому обстоятельству, как действительность голосом Саидова сообщила, что тут вам не там. Везли первых раненых.
Я выскочил из фургона, застегиваясь на ходу. Оглянулся кругом — нет никого. Бубнов лениво развалился в тени, Тарасов куда-то идет совершенно спокойно.
— А где?.. — спросил я Бахтияра.
— Вон, пыль на дороге, — невежливо ткнул он пальцем в нужном направлении.
Парой минут позже подъехал БТР, чуть ли не заносом развернулся перед нашей шишигой. Наружу выскочил бравый молодец в бронике, надетом поверх полевой формы, ростом не меньше метра девяносто. Панама у него была так лихо заломлена, что я сразу заподозрил — гравитация не везде всесильна. Ну и усы… Если бы проводился конкурс «Усач Кандагара», первое место вне всяких сомнений было бы у этого старлея. Он щегольски нацепил на кончик носа солнцезащитные очки и стал похож на Джона Лорда, клавишника из «Дип Пёпл».
— Старший лейтенант Рябцев, — небрежно козырнул он. — Замполит роты. Принимайте. Один «двухсотый», два «трехсотых». Я этих молодых дебилов скоро сам убивать буду. Жарко ему стало, видите ли. Ну и получил вентиляцию. Снайпер, сука, засел хитро. Ничего, выкурим сейчас. Эй, боец! Водички дай попить, — бросил он Саидову. — Пыль аж на зубах скрипит. Выгружайте, что застряли? — обернувшись к бронетранспортеру, крикнул старлей.
Бубнов пошел смотреть раненых, я за ним. Ну и за писаря, конечно. Раз стажер, должен учиться. А лучшая учеба — через действие. Вот я сначала резал не совсем умело наложенные повязки, выглядевшие так, будто их наложили как минимум дней десять назад, осматривал раны, сообщал диагноз и план мероприятий, а потом заполнял форму сто.
Раненые, к счастью, легкие были. У одного пулевое ранение голени, навылет, у второй — осколочные непроникающие груди. Вернее, спины. Ну и ладно. Я вообще согласен, чтобы кроме потертостей ни у кого ничего не было.
Пока мы обрабатывали раненых, приперлось начальство — управление, политотдел, особист Карамышев. Странно, я с утра и за обедом Толика не видел, видать, прокрался незаметно. Начали опрашивать раненых, Рябцева — что, как, обстоятельства. Вспомнил про солдата и двух генералов. Вот и эти, особенно замполиты всех рангов. Если на ротном уровне они тянут такую же лямку, как и командиры, то чем выше, тем менее понятен смысл их существования. Они, блин, хуже их газеты «Правда» — ту хоть можно вместо скатерти использовать. Ну или вместо пипифакса. А эти ходят, индюки надутые, воспитательной работой занимаются. Дармоеды, одно слово.
Следующая порция ждать себя не заставила. Вот тут поперла работка, не приведи господь. Травматическая ампутация предплечья с шоком, проникающее живота, повреждение плечевой артерии, мелочевка без счета. Восемь раненых. И четверо убитых. Из них трое, скорее всего, были вместе с тем, у которого ампутация. Тоже МВТ, осколки, разворочено всё, у одного нога на кожном лоскуте. Мрак.
Пока возились, парень с проникающим живота тихо скончался. Судя по почти черной струйке крови на правом боку, там печень задета была. Шестой, значит. У всех надо подтвердить личность. Это у офицеров — жетон на шее. А у срочников — записочка в автоматной гильзе. Зарегистрировал — всё назад и в карман вернул. Потом в морге их опять достанут, еще раз сверят. Удивил Саидов — всем глаза закрыл, челюсти подвязал. И Саня Тарасов что-то под нос бормотал, похожее на молитву. Ну да, в окопах атеистов не бывает.
Что же там творится в этом кишлаке? А хрен его знает, товарищ лейтенант медицинской службы. Но веселья у нас теперь — вагон и маленькая тележка.
Прилетели вертушки, в одну быстренько загрузили наших — и живых, и погибших. И сразу у нас стало спокойно и почти тихо. Только Бахтияр что-то напевал под нос, собирая мусор в кучу.
— Ермолаев, гад такой, все-таки погнал ребят в ущелье, — Бубнов оттерся от крови, присел рядом.
— Он человек тоже подневольный, — пожал плечами я. — Партия сказала надо, ну и так далее…
— Сначала пусть склоны ущелья из Акаций обработают, да вертушками причешут!
Петя у нас конечно, стратег. Плох тот лейтенант, что не двигает фишки подразделений по карте как генерал.
— Если духи хорошо замаскировались или вообще зарылись — хер ты их артиллерией выгонишь. Я их видел. Фанатики. Лежит, смотрит на тебя и молится беззвучно. Так и ждешь, что сам скомандует, когда стрелять.
— Ах, ты же уже у нас был в рейде, — Бубнов скривил лицо. — Медалист долины Гавара.
— Не завидуй. Я бы с тобой поменялся. Нахер этот Афган не сдался.
— Ну конечно, сам открыватель хеликобактер. Небось, уже лабораторию в Швейцарии присматривал?
— Петь, ты чего? — я повернулся к лейтенанту. — Завидуешь?
Бубнов промолчал, ковыряя ботинком песок.
Я вздохнул, тоже стал оттирать платком кровь с ладоней:
— Когда-то давно старый индеец рассказал своему внуку одну жизненную истину. Внутри каждого человека идет борьба очень похожая на борьбу двух волков. Один представляет добро — мир, любовь, надежду, любезность, истину, доброту, верность. Другой, соответственно, зло — зависть, ревность, эгоизм, ложь.
К нам ближе подошли заинтересовавшиеся Саидов и Тарасов.
— Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил.
— А какой волк в
