А на следующий день к берегу прискакала орда. Всадники и всадницы заполнили все побережье. Я протестовал, когда они начали таскать тела, мыть их и копать могилы. Это была моя святая обязанность, не их. Я кричал и проклинал их, но они не обращали на меня внимания и продолжали это делать. Если они совершали ошибку, я махал кулаком и поправлял их. Они слушали и в конце концов делали все правильно. В тот день мы закопали сотни святилищ, но только не Мелоди.

Закончив, я вернулся в свою хижину из веток и листьев и разжег огонь. Не осталось тел, чтобы отвлечь меня от мертвых глаз Мелоди. Я рыдал так громко, что забадары, должно быть, смеялись над старым чокнутым плаксой. Слишком слабым, чтобы защитить своих любимых. Не заслуживавшим права дышать.

Я заметил, что она смотрит на меня – девушка с рыжими волосами и добрыми глазами. Я видел ее раньше, когда она руководила забадарами. Она подошла к костру и опустилась на колени у моих ног.

– Работа закончена, – сказала она. – Тебе нельзя здесь оставаться. Это небезопасно.

Я потер глаза, чтобы осушить слезы. Не ее милосердие мне требовалось, а Лат.

– Я не могу уйти.

Она взяла мои распухшие руки в свои.

– Ты кого-то ждешь?

Наверное, я казался безумцем, ждавшим мертвеца.

– Я оставлю здесь несколько человек, чтобы хоронить тела, которые вынесет на берег, – сказала девушка. – Их похоронят с честью, обещаю.

Я покачал головой.

– Нет, я должен делать это сам. Это последнее, что я должен сделать перед смертью.

– И почему же ты умрешь?

У нее и правда были самые добрые глаза. Самый мягкий голос. Как у матери, утешающей ребенка.

Я смотрел в огонь и видел, как Михей Железный смеется, проткнув мечом горло Мелоди.

– Я убью его! – воскликнул я.

Девушка села рядом со мной. Должно быть, я ужасно вонял. Я омыл множество тел, но сам ни разу не мылся. На мне до сих пор была одежда, в которой я проснулся в Костани. Но она как будто не замечала этого.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Ке… ва. – Мне был ненавистен звук собственного имени.

– Я знала человека, которого звали так же. Отец часто рассказывал о нем. Великий воин.

– Я не таков. Я не заслуживаю делить с ним одно имя.

Она покачала головой. В глазах показались слезы.

– Я не согласна. Один забадар рассказал о человеке, вытаскивающем тела из моря и хоронящем их как подобает. Я не поверила. Но потом и другие рассказали мне о тебе, и я решила посмотреть сама. Понимаешь ты или нет, но ты сделал великое дело. – Она вытерла слезы. – Ты заслуживаешь лучшего.

– Нет, я позволил городу пасть. Позволил своей дочери умереть. Если бы только я был сильнее… Если бы был так же силен, как раньше… Я бы отправил их всех в ад!

Девушка обнимала меня, пока я рыдал. Как она могла выносить этот запах?

Она тронула мою рану на плече, и на ее пальцах остался кровавый гной.

– Нужно позаботиться об этом. Я возьму тебя с собой.

Я возмущался, пока два мускулистых забадара заливали мой огонь и ломали хижину. Затем они подхватили меня и водрузили на лошадь. Когда я попытался спрыгнуть, они привязали меня веревкой.

Через час я потягивал суп в цветастой юрте, пока целитель чистил мою рану. И все равно мне хотелось бежать обратно на берег.

Проспав всю ночь на мягком матрасе, я проснулся под щебет птиц и стрекот цикад. Рану зашили и забинтовали, кто-то соскоблил грязь с моей кожи и переодел меня в чистое. Может, в супе была сонная трава? Или я отключился из-за последних бессонных ночей?

Хотя меня тянуло вернуться на берег, выбираться из постели не хотелось. Мелоди умерла. Одержимость найти ее тело была безумием. Так что я остался лежать.

Ничто больше не могло меня отвлечь, и в голове бесконечно повторялись ужасные мгновения. Я проиграл. Хотелось плакать и бушевать, но я как будто онемел. Глаза высохли, огонь в сердце угас. Я мог лишь оставаться неподвижным. Но коротать так время было больно.

Когда в юрту вошла та девушка, я сел. Она прислонила составной лук в половину своего роста к стене. Рыжие волосы блестели, словно угасающие угли, янтарные глаза смотрели мягко и успокаивающе. Она отпила из бурдюка, будто гася бушующее внутри пламя, и вытерла капельки пота с загорелого лба.

– Как твоя рана? – спросила она.

– Кажется, лучше.

– А как ты сам?

Я вздохнул.

– Уверен, ты понимаешь, что я видал лучшие дни.

– Расскажи. – Теперь она сидела рядом со мной, касаясь коленями матраса. Длинный жилет с узором из листьев свободно висел на стройной фигуре. Под ним она носила кожаную рубашку и штаны. Когда она приблизилась, я понял, что она вспотела, и пот ее пах теплом. – Ты чувствуешь грусть или гнев?

– Много того и другого. И ничего.

– Прошлой ночью ты кричал, что убьешь его. Кого?

– Это неважно. Мне никогда его не убить. Я недостаточно хорош.

– Михей Железный.

Доброта исчезла из ее глаз. Янтарные зрачки загорелись.

Я отвернулся и кивнул. Колокольчики на потолке звякали на слабом ветру, дувшем сквозь створки. Юрта казалась лучше, чем я думал о жилье забадаров. Стены представляли собой гобелен с узором из синих, оранжевых и пурпурных ромбов. Пол покрывали такие же ковры. В очаге в центре можно было развести огонь, и дым уходил по трубе, поднимавшейся к потолку.

– Я тоже хочу, чтобы он умер, – сказала девушка.

– И что? – Я ссутулился под овчинным одеялом. – Думаешь, Лат это волнует?

– Мне не нужна ее помощь. Если полагаться на бога, никогда не узнаешь собственной силы.

Она сняла шапку из овчины и вытерла пот с волос, завитки которых спускались до плеч.

– Значит, ты командуешь здешними забадарами? – спросил я. – Ты выглядишь слишком молодой для этого.

Она улыбнулась, показав сколотый зуб.

– Я не та, кем кажусь.

В юрту ворвался человек в яркой янычарской одежде.

– Принцесса! Я принес новости, – поклонился он.

– Какие? Можешь говорить свободно, – ответила девушка.

– Наследник жив! Твой брат Алир сбежал из Костани и скачет в Лискар. Янычары собираются под его знамена!

Ее глаза блеснули.

– Благодарение Лат. – Она глубоко вздохнула от облегчения. – Значит, мы тоже скачем в Лискар.

Янычар поклонился и попятился из юрты.

– Не могу поверить, что позволил принцессе обнимать свое немытое тело, – сказал я. – Я считал вас забадаркой.

– Я и есть забадарка.

– Не представляю, чтобы шах позволил одной