Шрифт:
Закладка:
А на следующий день к берегу прискакала орда. Всадники и всадницы заполнили все побережье. Я протестовал, когда они начали таскать тела, мыть их и копать могилы. Это была моя святая обязанность, не их. Я кричал и проклинал их, но они не обращали на меня внимания и продолжали это делать. Если они совершали ошибку, я махал кулаком и поправлял их. Они слушали и в конце концов делали все правильно. В тот день мы закопали сотни святилищ, но только не Мелоди.
Закончив, я вернулся в свою хижину из веток и листьев и разжег огонь. Не осталось тел, чтобы отвлечь меня от мертвых глаз Мелоди. Я рыдал так громко, что забадары, должно быть, смеялись над старым чокнутым плаксой. Слишком слабым, чтобы защитить своих любимых. Не заслуживавшим права дышать.
Я заметил, что она смотрит на меня – девушка с рыжими волосами и добрыми глазами. Я видел ее раньше, когда она руководила забадарами. Она подошла к костру и опустилась на колени у моих ног.
– Работа закончена, – сказала она. – Тебе нельзя здесь оставаться. Это небезопасно.
Я потер глаза, чтобы осушить слезы. Не ее милосердие мне требовалось, а Лат.
– Я не могу уйти.
Она взяла мои распухшие руки в свои.
– Ты кого-то ждешь?
Наверное, я казался безумцем, ждавшим мертвеца.
– Я оставлю здесь несколько человек, чтобы хоронить тела, которые вынесет на берег, – сказала девушка. – Их похоронят с честью, обещаю.
Я покачал головой.
– Нет, я должен делать это сам. Это последнее, что я должен сделать перед смертью.
– И почему же ты умрешь?
У нее и правда были самые добрые глаза. Самый мягкий голос. Как у матери, утешающей ребенка.
Я смотрел в огонь и видел, как Михей Железный смеется, проткнув мечом горло Мелоди.
– Я убью его! – воскликнул я.
Девушка села рядом со мной. Должно быть, я ужасно вонял. Я омыл множество тел, но сам ни разу не мылся. На мне до сих пор была одежда, в которой я проснулся в Костани. Но она как будто не замечала этого.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Ке… ва. – Мне был ненавистен звук собственного имени.
– Я знала человека, которого звали так же. Отец часто рассказывал о нем. Великий воин.
– Я не таков. Я не заслуживаю делить с ним одно имя.
Она покачала головой. В глазах показались слезы.
– Я не согласна. Один забадар рассказал о человеке, вытаскивающем тела из моря и хоронящем их как подобает. Я не поверила. Но потом и другие рассказали мне о тебе, и я решила посмотреть сама. Понимаешь ты или нет, но ты сделал великое дело. – Она вытерла слезы. – Ты заслуживаешь лучшего.
– Нет, я позволил городу пасть. Позволил своей дочери умереть. Если бы только я был сильнее… Если бы был так же силен, как раньше… Я бы отправил их всех в ад!
Девушка обнимала меня, пока я рыдал. Как она могла выносить этот запах?
Она тронула мою рану на плече, и на ее пальцах остался кровавый гной.
– Нужно позаботиться об этом. Я возьму тебя с собой.
Я возмущался, пока два мускулистых забадара заливали мой огонь и ломали хижину. Затем они подхватили меня и водрузили на лошадь. Когда я попытался спрыгнуть, они привязали меня веревкой.
Через час я потягивал суп в цветастой юрте, пока целитель чистил мою рану. И все равно мне хотелось бежать обратно на берег.
Проспав всю ночь на мягком матрасе, я проснулся под щебет птиц и стрекот цикад. Рану зашили и забинтовали, кто-то соскоблил грязь с моей кожи и переодел меня в чистое. Может, в супе была сонная трава? Или я отключился из-за последних бессонных ночей?
Хотя меня тянуло вернуться на берег, выбираться из постели не хотелось. Мелоди умерла. Одержимость найти ее тело была безумием. Так что я остался лежать.
Ничто больше не могло меня отвлечь, и в голове бесконечно повторялись ужасные мгновения. Я проиграл. Хотелось плакать и бушевать, но я как будто онемел. Глаза высохли, огонь в сердце угас. Я мог лишь оставаться неподвижным. Но коротать так время было больно.
Когда в юрту вошла та девушка, я сел. Она прислонила составной лук в половину своего роста к стене. Рыжие волосы блестели, словно угасающие угли, янтарные глаза смотрели мягко и успокаивающе. Она отпила из бурдюка, будто гася бушующее внутри пламя, и вытерла капельки пота с загорелого лба.
– Как твоя рана? – спросила она.
– Кажется, лучше.
– А как ты сам?
Я вздохнул.
– Уверен, ты понимаешь, что я видал лучшие дни.
– Расскажи. – Теперь она сидела рядом со мной, касаясь коленями матраса. Длинный жилет с узором из листьев свободно висел на стройной фигуре. Под ним она носила кожаную рубашку и штаны. Когда она приблизилась, я понял, что она вспотела, и пот ее пах теплом. – Ты чувствуешь грусть или гнев?
– Много того и другого. И ничего.
– Прошлой ночью ты кричал, что убьешь его. Кого?
– Это неважно. Мне никогда его не убить. Я недостаточно хорош.
– Михей Железный.
Доброта исчезла из ее глаз. Янтарные зрачки загорелись.
Я отвернулся и кивнул. Колокольчики на потолке звякали на слабом ветру, дувшем сквозь створки. Юрта казалась лучше, чем я думал о жилье забадаров. Стены представляли собой гобелен с узором из синих, оранжевых и пурпурных ромбов. Пол покрывали такие же ковры. В очаге в центре можно было развести огонь, и дым уходил по трубе, поднимавшейся к потолку.
– Я тоже хочу, чтобы он умер, – сказала девушка.
– И что? – Я ссутулился под овчинным одеялом. – Думаешь, Лат это волнует?
– Мне не нужна ее помощь. Если полагаться на бога, никогда не узнаешь собственной силы.
Она сняла шапку из овчины и вытерла пот с волос, завитки которых спускались до плеч.
– Значит, ты командуешь здешними забадарами? – спросил я. – Ты выглядишь слишком молодой для этого.
Она улыбнулась, показав сколотый зуб.
– Я не та, кем кажусь.
В юрту ворвался человек в яркой янычарской одежде.
– Принцесса! Я принес новости, – поклонился он.
– Какие? Можешь говорить свободно, – ответила девушка.
– Наследник жив! Твой брат Алир сбежал из Костани и скачет в Лискар. Янычары собираются под его знамена!
Ее глаза блеснули.
– Благодарение Лат. – Она глубоко вздохнула от облегчения. – Значит, мы тоже скачем в Лискар.
Янычар поклонился и попятился из юрты.
– Не могу поверить, что позволил принцессе обнимать свое немытое тело, – сказал я. – Я считал вас забадаркой.
– Я и есть забадарка.
– Не представляю, чтобы шах позволил одной
