Шрифт:
Закладка:
– Они убили всех!
Шаха в списке не было. Жив он или мертв? А это имеет значение?
Я оставил Сади наедине с ее горем. Иногда нужно выплакаться, иногда выколотить горе. Как бы ни был силен человек, иногда утешение могут принести только слезы.
Кузнец продолжал стучать по наковальне.
– Знаешь, как сделать аркебузу? – спросил я.
Здоровяк прищурился и посмотрел на меня так, будто я говорил на чужом языке.
– Аркебузы, придурок! Делай аркебузы!
Другие забадары услышали меня, побросали свои дела и собрались вокруг нас.
– Вы все хотите умереть? – кричал я. – Ублюдок, захвативший Костани, имеет десять тысяч аркебуз, плюющихся огнем и железом. Думаете, ваших лошадей, стрел и копий будет достаточно?
Воздух прорезали рыдания Сади.
– Слышали, как плачет ваша принцесса? Знаете почему? Вот ты! – Я ткнул в высокого темноволосого забадара с копьем в руках. – Ты знаешь почему?
Он отвел взгляд.
– А ты? – Я воззрился на кудрявую девушку, опустившуюся на колени у огня. – Ты знаешь почему?
Я указал на грузного кузнеца, разглаживавшего усы.
– Кузнец, у тебя есть ответ?
Весь клан собрался вокруг меня, пока их предводительница рыдала в своей юрте.
– Потому что мы слабые. И знаете, что сделало нас слабыми? Мир. Последние десять лет Михей Железный проливал кровь и завоевывал страны. А что делали мы? Грабили рыбацкие деревушки.
Я снова указал на кузнеца.
– Сделай треклятые аркебузы!
Больше мне нечего было сказать. Я вернулся в юрту. Мне был ненавистен вид матраса. Ненавистна вышивка на стенах. Ненавистно буквально все. Так что я снова вышел наружу.
Кузнец не обрадовался при виде меня. Он распрямился и скривил губы.
– Дай мне саблю, – сказал я. – Знаю, я говорил делать аркебузы, но просто дай мне саблю.
Он указал на шамшир, лежавший на столе позади. Я стер с клинка пыль. Годится.
Конюшня воняла лошадиным дерьмом. Жужжали мухи. Конюхом оказалась некрасивая женщина, у которой не хватало слишком много зубов.
– Мне нужна лошадь, – сказал я.
– И куда ты поедешь?
– Вместе с вами.
Она ухмыльнулась и похлопала лошадь позади себя, гнедую с белыми пятнами и шелковистым хвостом.
Из юрты вышла Сади. Слезы высохли, оставив на щеках следы коля. У нее был свирепый вид. Он мне нравился. На ней до сих пор было царское грязное платье. Она запуталась в нем, когда пошла ко мне, и в ярости оторвала нижнюю часть, открыв штаны. Я не возражал.
10. Михей
Аркебуза – это железо, доведенное до совершенства. Засуньте в ствол железный шарик и порох и нажмите на спусковой крючок. И вот, быстрее, чем видит глаз, ваш враг мертв или кричит. Это оружие не имеет себе равных, и те, кто будут писать историю Михея Железного, скажут, что я завоевал Восток с помощью аркебуз.
Но, чтобы снова насыпать порох и протолкнуть железным прутом шарик, нужно время. Копейщик проткнет вам горло, пока вы возитесь с шариками и палками.
Так что Джауз произвел гениальную модификацию: вращающийся цилиндр с зарядами. Он не всегда срабатывал. Я видел, как его заклинивало, он взрывался и обжигал воинам руки. Поэтому я сам не использовал аркебузы и не собирался этого делать, тем более что рука у меня одна.
Жить с одной рукой несложно, особенно учитывая, что у меня осталась ведущая рука. Может быть, создатель дал нам две руки про запас. Если бы это могло гарантировать, что Костани навечно будет свободна от неверных, я бы отрубил себе и вторую.
Джауз сказал, что в Шелковых землях умники изобрели железные руки, которыми можно заменить плоть. Однако его знания ограничивались медициной, оружием и статуями. Это его скорострельные аркебузы работали в ту ночь, когда мы взяли Костани. Так же, как и переделанные им корабли. Мне не нравилось полагаться на одного человека, особенно если этот человек не я. Тем более что он не верил в Архангела и открыто противостоял мне.
Пока остальные избавляли Костани от неверия, Джауз занял одну из самых роскошных комнат в Небесном дворце. Крыша открывала голубое небо одним нажатием рычага. В центре журчал фонтан, украшенный мраморными статуями павлинов. Джауз изменил комнату лишь в одном отношении – поставил рядом с королевской кроватью железную клетку, чтобы держать в ней свою новую жену-убийцу.
Поднимаясь по винтовой лестнице в его комнату, я задавался вопросом, как развиваются их отношения. Прежде чем постучать, я приложил ухо к двери. Клянусь Архангелом, мне пришлось зажать рот, чтобы не рассмеяться.
Женщина учила Джауза языку, звучавшему как парамейский, а Джауз учил ее крестескому. И они хихикали! Всего неделю назад мы выволокли ее, вопящую, из треклятого сада. Я и не знал, что Джауз может быть таким обольстителем.
Я решил не беспокоить их. Любовь между мужем и женой – один из трех видов божественной благодати, доступной человеку. Другие две – любовь к детям и любовь к Архангелу. Я не стану препятствовать ни одной из них, чтобы не работать на Падших.
Вернувшись в тронный зал, я поел хлеба со сливовым вареньем. Я никогда не любил сладкое, но после потери руки мне постоянно хотелось его. Джауз говорил, что телу требуется питание, чтобы исцелиться. Но, облизывая варенье с пальцев, я чувствовал вину за то, что наслаждаюсь лакомствами, недоступными моим паладинам.
Еда заканчивалась. Я отправил Зоси с пятью тысячами паладинов грабить забадарские племена, но воины-конники спалили собственные поля и деревни, чтобы лишить нас пашен и оставаться подвижными.
Это были призраки. Их всадники обрушивались на наши фланги, выпускали стрелы и исчезали на бескрайних равнинах раньше, чем мы успевали открыть ответный огонь. Они понимали наши слабости, медлительность и незнание здешних земель, и безжалостно ими пользовались. Если верить Зоси, кланы забадаров под управлением каганов и хатун были разобщены – но ничто так не объединяет, как общий враг.
Каждый день все больше горожан объявляли о своей вере в Архангела. Множество рабов, благодарных за освобождение, карабкались по ступеням на Ангельский холм и целовали святую землю. Когда пожар догорел, паладины начали восстанавливать город. Он снова станет священным, и я поклялся, что под моим попечительством не будет допущено ни порока, ни сквернословия.
И первым нарушил клятву, после того как выслушал известия от Беррина.
– Патриарх Лазарь прибыл на корабле с сотней священников и хористов.
– Твою ж мать! – Я бросил тарелку в золотого павлина; попал прямо в его рубиновые глаза, и она разлетелась на куски. – Что, во имя Архангела, ему тут может