Смерил температуру - 39°. Курко немедленно призвал меня на помощь. Стоило мне заглянуть в Жорино горло, как стало ясно - фолликулярная ангина. Я развел кружку марганцовки и заставил полоскать горло каждые три часа. Жора человек крайне дисциплинированный, и я спокоен, что мои предписания он будет выполнять неукоснительно. Напичкав пациента таблетками стрептоцида и вколов ударную дозу пенициллина ему в ягодицу, я приказал ему лежать и не рыпаться и удалился восвояси, поставив перед уходом спиртовой компресс на шею.

Настроение у него мрачное, но, по-видимому, причина не столько в болезни, сколько в дополнительных заботах, которые он создал Курко, и особенно Зяме. Я утешил его тем, что будем подменять Гудковича во время метеосроков.

-  Может, доктор, мне все таблетки сразу принять? Быстрее поможет, - просипел он.

-  Точно поможет, - отозвался Курко, не отрывая пальцев от телеграфного ключа. - Только не тебе, а доктору. У него сразу станет на одного пациента меньше.

Любая болезнь неприятна. Но хвори здесь, на станции, всегда окрашены особенностями нашей жизни. Это и тревога за исход болезни, которая усугубляется постоянной темнотой и ожиданием "незапланированной" подвижки льдов, и чувство неловкости перед товарищами, которые вынуждены работать с двойной нагрузкой.

К моему удовлетворению, я уже сыскал к себе доверие как врач и стараюсь оправдать его, используя весь арсенал имеющихся у меня средств - от антибиотиков до анекдотов.

5 декабря.

Свободное время на камбузе я заполняю не только стихами и песнями. В нашей хотя и маленькой библиотеке немало книг, принадлежащих перу известных полярных путешестенников: Нансена, Амундсена, Пири{6}, Врангеля{7}, ДеЛонга{8} и других. Перелистывая страницы этих увлекательных книг, я нередко ловлю себя на мысли, что наши трудности, хотя и немалые, меркнут по сравнению с испытаниями, выпавшими на их долю, по сравнению с риском, порой смертельным, на который они шли во имя науки.

Ведь тогда не было ни радио, ни самолетов, ни современных средств навигации. Случись что и никто бы не смог поспешить им на помощь. Случись что - и они были обречены. Только изредка судьба оказывалась благосклонной к полярным путешественникам в лице "счастливого случая". Этот счастливый случай спас гибнувшую австро-венгерскую экспедицию Вайпрехта и Пайера. повстречавшую русскую шхуну "Николай" под начальством Федора Воронина. Это случай привел на Землю Франца-Иосифа американскую экспедицию Ф. Джексона{9}, где потеряв надежду на спасение, томились почти год отважные норвежцы Ф. Нансен и Я. Иогансен. Но сколько известных полярных исследователей нашли свою могилу среди арктических льдов - Д. Франклин{10}, Г. Седов{11}, В. Русанов{12}, Г. Брусилов{13}, Э. Толль{14}..., а сколько неизвестных. Они погибли от холода, голода и цинги.

Цинга. Я то и дело встречаю упоминание о ней на страницах книг полярных исследователей и первопроходцев. И порой у меня закрадывается мысль: а не угрожает ли и нам эта страшная полярная хворь? Конечно, я понимаю, что опасения мои совершенно беспочвенны. Ведь ее единственная причина - отсутствие в пище витамина С. Но чем-чем, а витаминами мы обеспечены сверх меры - и в таблетках, и в экстрактах, и в драже. Да и свежих продуктов - мяса, рыбы у нас пока достаточно.

Но сегодня, лежа в спальном мешке, я раскрыл книгу Ламартиньера{15} "Путешествия в северные страны" и, как назло, сразу же натолкнулся на описание цинги, поразившей ее автора: "Распухло горло и сильно повысилась температура. Десны мои распухли и из них обильно сочилась кровь. Зубы расшатались, и мне казалось, что они сейчас выпадут, а это мешало мне есть что-нибудь твердое.

Тело мое ослабло и сделалась изнурительная лихорадка, дыхание стало отрывистым, а изо рта шел дурной запах, и при этом чувствовалась сильная жажда".

Глаза мои стали слипаться, и я, не дочитав книгу, положил ее на ящик рядом с койкой. Уже засыпая, я заметил, что Дмитриев схватил "Путешествия" и уволок их за занавеску.

Поутру, прорубив прорубь в ведре, я поплескался ледяной водой, нагрел чайник и, усевшись перед зеркальцем, принялся скоблить отросшую щетину. Я уже выбрил одну щеку, когда на пороге палатки появился Саша. Вид у него был хмурый и даже немного испуганный.

-  Ты это чего, Санек?

-  Заболел я, - сказал он мрачно. - Наверное, цинга.

-  С чего это ты взял?

- Зубы шатаются, десны посинели и температура поднялась. Точно цинга.

Зная его мнительность, я приказал открыть рот пошире и посветил фонариком. Десны были нормального розового цвета, лишь кое-где виднелись синеватые пятнышки. Я потер их пальцем, и они тут же исчезли. В заключение осмотра я подергал пару передних зубов. Они сидели как влитые.

-  Ну что, убедился? - сказал Саша. - Самая что ни на есть цинга.

-  Слушай, Саня, выбрось ты эту дурь из головы. У тебя цинги и в помине нет.

-  А зубы? Они же шатаются.

-  Да твоими зубами можно железо грызть. Это они у тебя с перепугу зашатались.

-  А от чего десны синие?

-  От черничного киселя. Я его вчера на завтрак приготовил. Прополощи рот, и вся синева исчезнет, - сказал, я едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться.

-  А температура? - не унимался он.

-  Да не морочь ты голову. У тебя температура ниже ноля.

-  Скажи честно, ты прочитал книгу, что я оставил перед сном?

-  Прочитал, - смущенно сказал Дмитриев.

-  Вот тебе и причина твоей так называемой цинги.

Вот она, великая сила воздействия печатного слова. Но слова словами, а профилактика цинги была необходима и я ежедневно выдавал каждому по два желтых шарика поливитаминов и по две таблетки аскорбиновой кислоты. Этого количества за глаза хватало, чтобы не допустить коварную болезнь на станцию. Но это лишь в том случае, если мои подопечные будут следовать моим предписаниям. Однако на первых порах дело продвигалось с трудом. К витаминам почему-то многие испытывали неприязнь.

Комаров всегда старался незаметно спрятать таблетки в карман, чтобы выкинуть при первом удобном случае. Саша Дмитриев опасался, что таблетки подействуют на его "мужскую силу". Щетинин - из-за нелюбви к любым медикаментам. Моя попытка выдавать витамины в компоте тоже потерпела неудачу. Они не растворялись, оседая на дно кружки, и я обнаруживал их при мытье посуды. Наконец я обозлился и пообещал пожаловаться