Шрифт:
Закладка:
- Только ног у нее нет, - засмеялась своей мысли Славка.
- А зачем ей ноги? Скрипка или спит, лежа в футляре или шкафу на мягком бархате, или бодрствует и поет. Ноги скрипке вовсе ни к чему. Как и всякой красавице, скрипке нужно подобающее платье. Лак и является ее платьицем, почти незримым, а таким ярким. Она ведь не выглядит голой, правда?
- Правда, дедушка.
Константин Абрамович усмехнулся:
- На голой, без лака скрипке в бане надлежит играть, а не в концертном зале. Но не только для красоты нужен скрипке лак. Как и всякая одежда, он ее греет, жизнь ей хранит и голос бережет. Небось видела, как оперные тенора шарфами в стужу свои шеи укутывают? Нет? А ты обрати внимание, почище барышень кутаются. Вот и скрипку лак окутывает, не дает проникать в древесину влаге, микробам всяким и грибкам. Старая скрипка поет даже лучше, чем новая.
Славка удивилась:
- Вы же говорили, что она как живая!
- Ну?
- Разве старики поют лучше молодых?
Константин Абрамович покачал головой:
- Вот ты куда загнула! Видишь ли, Славка, скрипка не просто живая. Если, допустим, сравнивать ее с женщиной, а она женского роду - и по названию, и по характеру, то она - не просто женщина, а богиня. Она вечно молодой остается, как, ну, например, Артемида. Слыхала про такую?
Славка помотала головой:
- Нет.
- Римляне ее в Диану переименовали. Видишь, слыхивала. Вечно юная дева, эта Артемида, сестра солнечного бога Аполлона. Строгая девица! Когда один юноша, Актеон, задумал подсмотреть, как она купается, так она его в оленя превратила. Скрипка - тоже создание строгое, вольностей да небрежности не терпит. Чтобы она запела настоящим голосом, тонкое искусство требуется. Видела, как Осип, отец сестры твоей Милы, на скрипке играет?
- Я больше слушала, дедушка.
- И правильно делала. А ты еще и посмотри! Посмотри, как он любовно скрипку к плечу прижимает, как пальцы его по грифу бегают, будто гладят, как смычок скользит и плавает по жильным струнам ее души.
Зверев бережно погладил по струнам и верхней деке скрипку русского Страдивари Батова, которую демонстрировал девочке.
- Старости у хорошей скрипки нет - всегда молода звонким голосом. А вот, как у человека, детство у нее есть и девичество тоже наблюдается.
Славка слушала с таким интересом, что даже бровки нахмурила.
- Самое главное в скрипке - деки, особенно верхняя. Итальянские мастера делали ее из тирольской ели, но идет на нее и другое дерево - северная ель, пихта, сосна. На нижнюю деку шла либо плотная липа, либо, еще лучше, клен - не всякий, отборный, в Италию аж из Турции завозили. И не всякое дерево даже самой лучшей породы шло на скрипку. Брали дерево прямостойное, что растет на тощей земле в долинах, защищенных от ветров, - у такого дерева древесина ровная и плотная, хорошо пилится, строгается и шлифуется. Выбирали такие деревья, на которые птицы предпочитают садиться. Считали, что птицы, они же прирожденные певуньи, тянутся к тому, что может потом и само хорошо запеть.
Скрипичный мастер постучал узловатым пальцем по верхней деке скрипки.
- Все дело, Славка, в правильной толщине этой дощечки и вот этой, что донышко скрипки образует. Их настраивают еще до сборки инструмента, выстукивают, выслушивают и состругивают в нужных местах лишние слои древесины. И все равно бывают промашки. - Константин Абрамович усмехнулся. - Соберешь скрипку, проведешь смычком по струнам, а она не запоет, а заверещит, как поросенок, или замяучит, как голодный кот.
Славка захохотала, не особенно доверчиво, впрочем, поглядывая на старого мастера.
- Право слово, слушать противно. Тогда разбирай скрипку и настраивай ее заново. Знаешь ведь как бывает с детьми. Ты в каком классе?
- Во втором, дедушка.
- Ну, тогда присмотрелась уже. Один ребенок послушный да старательный, а другой - капризный да упрямый, нехочушка, одним словом.
- У нас Владик такой, - сообщила девочка.
- Вот и среди скрипок при их рождении попадаются такие Владики-нехочушки. У каждой свой характер! Иная, почитай, сразу запоет - любо-дорого слушать. А с другой - месяцами бьешься и без толку. Случалось, по молодости, я ломал в сердцах таких упрямых бестолковок. Брал за гриф и об угол верстака - хрясь! И нету скрипки, вылетела из нее душа, да какая там душа? Пар один - с визгом вместо голоса.
Заметив неодобрение в глазах девочки, Константин Абрамович виновато пояснил:
- Молодой я был, глупый. Потом поумнел, перестал нехочушек ломать. Я наказывать их стал.
У Славки широко открылись глаза от удивления.
- Да, наказывать, - подтвердил старый мастер, пряча в усах улыбку. - Положу ее на антресоли годков на пять, вроде как в тюрьму сажаю за упрямство. Скучно ей там, одиноко. Потом достану, пыль вытру, приласкаю… Смычком по струнам проведу - и, глядишь, запела скрипка, прорезался у нее голос.
- Это сказка такая?
- Зачем сказка? Правду тебе говорю. Такое наказание не всегда, конечно, помогает. Но если вот дерево недовыдержанное подсунули, сыроватое, толк бывает. Знаешь, сколько скрипичную древесину сушат? Не менее шести лет. Сыроватая ель или сосна никогда не запоет по-настоящему. А отлежится скрипка на антресолях, дерево подсыхает, и пустой пар в поющую душу превращается.
Константин Абрамович бережно уложил золотисто-коричневого Батова на черный бархат подстилки, улыбнулся девочке и разгладил усы.
- Правильно настроенная скрипка тоже не сразу запевает полным голосом. Ее еще к музыке приучить нужно, обыграть, как мастера говорят. Какую больше, какую меньше, но обыграть обязательно - исполнить на ней пьески сначала попроще, а потом посложнее. Каждая клеточка скрипки должна напитаться гармонией звуков. Гармонией, Славка, слово-то какое - гармония! Напитается ей скрипка, и голос ее станет чище и звонче. А вот если необыгранную скрипку положить на годок-другой, допустим, в кузнечный цех, где стукотня, шум и какофония, то навсегда она испортится - хрипеть будет. Вот какие дела, Славка.
Двигавшаяся, как сонная черепаха, защитная плита наконец-то добралась до упора и застопорилась. Гул электродвигателя смолк, а Славка оторвалась от воспоминаний о Константине Абрамовиче, которого девочкой в разговорах со знакомыми называла иногда своим зимним дедушкой. А летним
