Шрифт:
Закладка:
Молчание затягивалось, но как раз в этот момент зашевелился Мишка, который пришел в себя после наркоза и которому захотелось вдруг встать. Одну наиболее пострадавшую лапу ему туго загипсовали, потому что кость, по словам Германа, должна была восстанавливаться не одну неделю. Но три другие лапы собаку все же с грехом пополам слушались, хотя передвигался алабай все еще с большим трудом. Казалось, он понимал, что для него сделали эти люди, потому что он подошел к ним и по очереди ткнулся всем троим в ноги своей огромной лобастой головой.
– Боже мой! Какой милый! – воскликнула Лиственница. – Вы поняли? Это он нас благодарит!
Алабай даже Барону слегка вильнул хвостом, мол, помню, как ты, друг, всю дорогу облизывал меня. Барон от такого внимания чуть не свалился в обморок и на всякий случай убрался подальше с пути могучего зверя, способного даже в таком состоянии перешибить его одной лапой. Потом Мишка долго и с удовольствием пил воду, которую дал ему Герман в жестяной миске, больше похожей на тазик для полоскания белья. И наконец, совсем без сил, Мишка вернулся назад, рухнул на свою подстилку и забылся тяжелым сном.
– Пусть спит, – сказал ветеринар. – Сейчас сон для него лучшее лекарство.
И, повернувшись к Саше, спросил:
– А я интересуюсь насчет твоего дяди… в какую точно больницу его увезли? Ты знаешь?
Саша знал. И Герман неожиданно повеселел.
– Тогда порядок. Устроим твоему дяде побег в лучшем виде.
– Как это побег?
– В этом отделении у меня работает кореш, он нам поможет.
– Врач вряд ли захочет рисковать своей работой.
– Врач вряд ли, – согласился Герман. – Но мой кореш не врач. Так что ему помочь хорошему человеку из беды выбраться только в радость.
И он подмигнул Лиственнице, к которой испытывал явную симпатию. Но девушка была печальна и задумчива, она даже не обратила внимания на Германа. Впрочем, его это не смутило. Он обрел свой идеал. И если идеал пока что не видел в нем своего идеала, то это было делом поправимым. Время и настойчивость творят чудеса. И Герман поспешил переодеться.
Назад он вернулся уже без щетины, причесанный, посвежевший и помолодевший лет на десять. Но даже это не заставило Лиственницу взглянуть в его сторону более приветливо. Она казалась по-прежнему погруженной в свои мысли. И, судя по выражению ее лица, мысли эти были невеселые. Саше казалось, что он ее понимает. Всегда нелегко признаваться самой себе в том, что твои близкие и любимые люди далеко не идеальны и способны совершать ошибки.
Если правда то, что Лиственница ничего не знала о затеях своего дяди, а лишь выполняла его просьбы, то после разговора с Сашей у нее должны были открыться глаза на многое. И ей сейчас было о чем подумать и над чем пораскинуть мозгами. Смерть старушки прабабушки вполне могла произойти из-за того порошка, который она дала Валечке. И значит, вина лежит на Лиственнице. И отравление дяди Коли, который отправился в больницу, испив чайку, который опять же передала ему Лиственница, тоже не прошло мимо нее.
Но Саша не стал сейчас лезть в душу к девушке. Никогда не нужно торопиться, всему свое время. Пусть Лиственница сейчас все разложит для себя по полочкам, а там, глядишь, сама захочет рассказать Саше что-нибудь интересное о делишках своего дяди. Что-нибудь нужное для его дела.
Саша очень рассчитывал на то, что пока они будут заниматься спасением его собственного дяди, у Лиственницы, которая вовсе не казалась злодейкой, окончательно проснется совесть.
Глава 10
Знакомый Германа оказался и впрямь никаким не врачом, он был простым санитаром. Звали его Лехой. Он был предупрежден об их приезде и встретил их у служебного входа в больницу.
И сразу же обрисовал ситуацию, которая выглядела неутешительной:
– Даже не знаю, как вам и быть. За вашим пациентом только что приехали.
– Кто приехал? – удивился Саша.
Кто мог приехать за дядей Колей? Разве что его жена – тетя Таня.
Но Леха отрицательно помотал головой:
– Нет, совсем даже не жена.
– Другие какие-нибудь родственники?
– В том-то и дело, что не похожи они на родственников, – озабоченно сообщил санитар. – Серьезные такие ребята. Вроде бы в костюмах, но под костюмами у них у всех кобура.
– Это ОНИ! – ахнул Саша. – ОНИ все-таки пришли за дядей! Это конец! Случилось то, чего дядя все это время и боялся. ОНИ пришли за ним, и теперь ОНИ его заберут и, возможно, убьют!
Но приятель Германа, кажется, ничуть не удивился такому заявлению. Он даже не стал уточнять, кем именно являются эти таинственные ОНИ.
– С меня достаточно и того, что я услышал. Приехали бы вы на полчаса раньше, вообще проблем никаких. Написали бы заявление, сунули пятерку, отдал бы врач вам вашего родственника, и уехали бы вы с дорогой душой. Но сейчас я даже не знаю, как и быть. У этих ребят все документы насчет вашего дяди уже на руках. Так что они его забирают. Ждут, пока ему капельницу прокапают, потому что без нее он здорово буйный.
– Какие еще у них документы? – заволновался пуще прежнего Саша. – На каком основании забирают? Куда забирают?
– Официально вроде как его переводят в другую клинику. Только я краем уха слышал, как наши между собой шептались, мол, странное дело, клиника эта, куда пациента хотят увезти, уж второй месяц как на профилактике и никого туда не принимают. А кто и лежал, всех по домам отправили или по другим больницам раскидали.
– Так куда же они увозят дядю? – растерялся Саша.
– Вот то-то и оно, что куда?
И Саше стало страшно. Он никогда не был сильно привязан к дяде Коле, они толком и познакомились только в последнее время, но все-таки родственник, родной человек. И понимать, что сейчас его увезут и, возможно, будут совсем скоро убивать, было очень жутко.
– Я должен что-то сделать! Я пойду к ним!
– Ничего ты, паренек, не сделаешь. А если к ним пойдешь, так, чего доброго, вместе с дядей они тебя загребут. Ты вот что…
И он глубоко задумался, а потом изрек:
– Сделаем так… Я договорился, тебя на территорию больницы на машине пропустят. Ты проедешь вдоль лечебного корпуса до самого его конца, там у часовни свернешь направо, минуешь кафе и
