– Похолодало, наверное, – негромко сказал Андрей.

– Наверное, – ещё тише отозвалась Ленка.

– Вы не боитесь высоты?

Старообрядцева помотала головой, а блондин пошарил рукой позади себя и свет в квартире погас, осталось только свечение за окном, отчего стало странно светлее, но и чернота превратилась почти в бездонную. Мерещилось, что они не на двадцатом этаже, а на двухсотом.

Андрей мягко обнял ладонями её плечи, чуть поднажал, и разворачивая к себе, и спрашивая. Лена поддалась и это тоже было очень красиво и совершенно по-киношному. Он – босой, слегка растрёпанный, она – с бокалом в руке, всё это на фоне ночного города. Красота, не хуже каменной девахи, может, даже и искусство.

Поцелуй оказался очень красивым и правильным, тоже будто в кино, Старообрядцеву ещё никто и никогда так не целовал. И чувствовала она себя примерно так же, словно не слишком впечатляющий фильм смотрела: ну да, стильно, местами даже интересно: покажут, что дальше случилось, или за кадром оставят. Но не сопереживательно вовсе, не дотягивали актёры. Вот тогда, у Питта с Джоли всё куда как круче было. Или у этого, который с усами и той блондинки…

– Вызвать такси? – прервал-таки Андрей слишком затянувшуюся и очень неловкую паузу. – Про баранину даже не спрашиваю.

– Простите, – промямлила Ленка, моментально смутившись.

– За что вы-то извиняетесь, Лена? – как-то грустно спросил блондин. – Только я ведь так просто всё равно не отстану.

Ленка неловко пожала плечами, мол: ну и не отставайте. Может, оно так-то и правильно? Красиво же. Но сейчас лучше такси.

***

Всё-таки приходилось признать, кошмар случился: записная книжка Элизы Анатольевны пропала бесследно и находиться не собиралась. Оставалось надеяться, что старушка перепутала и сунула вещичку в один из запертых ящиков, тогда у Ленкиной неспособности выполнить элементарную просьбу хоть какое-то оправдание появлялось. Правда, не слишком состоятельное. К тому же, надежда эта была слабенькая, потому как и в кабинете, и в хозяйской спальне царил просто-таки армейский порядок, будто Элиза готовилась к отправке в больницу и заранее прибралась, дабы не позориться перед посторонними, что само по себе было уже странно. Обычно-то старушка такими вопросами не озадачивалась и, как правило, устраивала не образцовый порядок, а феерический беспорядок. Как-то она призналась Старообрядцевой, для неё недопустимо одно: чтобы чужие имели возможность лицезреть её нижнее бельё и чулки, на всё остальное госпожа Петрова плевала с высокой колокольни, ибо была «совершенно не приспособлена к хозяйству». И этим, кажется, даже гордилась немного.

Но вот же, пожалуйста: пресс-папье в виде бронзовой нимфы, отдыхающей на берегу ручья, стояло в линеечку с подставкой для ручек и карандашей, весьма успешно прикидывающейся бронзовой же чернильницей, и листы писчей бумаги под красоткой собраны идеальной стопочкой. Рядом лежал дневник в шикарном кожаном переплёте: на обложке так и написано золотом: «Личный дневник», странички заперты на замочек, но на корешке, на цепочке болтается ключик, правда, Ленка его всё равно открывать не стала, хоть и любопытно было до жути. В верхнем ящике, в специальной коробке, неоплаченные счета за свет и всякое такое. Рядом, аккуратно подшитые в папку, оплаченные. В тумбе сбоку ежедневник, визитница и такая же штучка, только не для визиток, а для скидочных карточек – всё под стать дневнику. Чуть ниже всякая канцелярская мелочёвка, журналы и прочая, и прочая. А записной книжки нету.

Ленка тяжко вздохнула и уселась на пол, разглядывая два нижних – запертых – ящика. Где от них Элиза хранила ключи, Старообрядцева понятия не имела. Из-за угла стола бесшумно вырулил Люк, прищурился презрительно и отвернулся, слегка подрагивая метёлкой шикарного хвоста.

– Ну чего ты щуришься? Лучше б помог искать, – укорила его Лена.

«Сейчас, только усы приглажу» – пообещал кот, уселся и начал вылизывать бок.

– Можно подумать! Какие мы важные!

«Подумать можно – согласился Люк, не прерывая своего занятия, искоса глянув на Ленку. – Иногда бывает полезно».

– У Макса научился, что ли? – обиделась Старообрядцева.

«Этому котёнкуу меняещё учиться и учиться» – дёрнул ушами рыжий.

– Думается мне, он иного мнения.

На это кот ничего не ответил, принялся за наведение лоска на другие, более интимные части тела, видимо этим выражая своё отношения ко всем людским мнениям скопом.

– Чего делать-то? – Ленка правой рукой почесала за левым ухом. – Эй, живоглотина, подсказал бы, ведь наверняка знаешь, куда книжка подевалась. Зря я с утра на рынок тебе за парной печёнкой бегала.

«А печёнка, между прочим, была так себе и вовсе не парная, а размороженная, – сообщил Люк, потягиваясь всем телом, запуская в ковёр нехилые рысиные когти. И сел, таинственно мерцая глазами. – Вы же, Елена, удручающе глупы»

Вот именно так, совершенно с дядюшкиными интонациями и сказал, паразитина.

– Питаться тебе теперь одними консервами, – мрачно предрекла Ленка.

Кот дёрнул спиной, ни на секунду ей не поверив, и, не торопясь, направился на выход. Правда, на пороге притормозил, уркнул вопросительно, мол: «Долго тебя ждать?»

– Ну чего ещё? Еды полная миска, воды я тебе свежей налила, лоток поменяла. Или душа просит чёрной икры и ласковых кисок?

Видимо, последнее предположение было верным, потому что Люк остановился в коридоре, прислушался к чему-то, поводя ушами, глаза при этом у него стали совершенно круглыми, чёрные зрачки затопил радужку. А потом кот и вовсе выгнулся дугой, вздыбив шерсть так, что стал совсем каких-то слонопотамских размеров, и одним махом, вернее, одним прыжком канул в глубинах хозяйской спальни, оставив Ленку в тёмном коридоре одну.

– Эй, ты чего? – запоздало и почему-то шёпотом возмутилась Старообрядцева.

Ответом ей была глухая тишина настоящей «сталинки», славящейся не только высоченными потолками, но и отличной звукоизоляцией вместе со стенами, толщиной в полметра. Может, конечно, и поменьше, но Ленка слышала только как подкапывает кран на кухне, до которой всего-то три шага было: «Кап! – эдак звонко, потом здоровенная пауза и длинно, протяжно: ка-ап!» – и снова пауза.

Непонятно с чего, но Лене стало страшновато, даже морозец по позвоночнику продрал. Бесшумно скинув тапочки, она подкралась к входной двери, пытаясь выслушать хоть что-нибудь, кроме капели с кухни, про которую подумалось – вот же примерещится всякая жуть! – будто это вовсе и не вода, но ничего не услышала. Желтоватый «глазок» в двери светил ровным подъездным светом и показывал только кусок перил, сетчатый угол лифтовой шахты и немного истёртой плитки на полу.

– Нет там ничего! – приглушённо крикнула Ленка в сторону спальни.

Люк промолчал и Старообрядцева снова вздохнула. Ну почему, почему так и тянет в подвал, когда точно знаешь, что там притаился бука?! Или маньяк. Или Оно – вот так актуальнее. Что за выверты психики? Невозможно же усидеть в тёплой, освещённой, а, может даже и освящённой комнате, когда там, в мокрой темноте, скребётся. Или не скребётся, а сидит тихо, тогда в подвал начинает тянуть совсем уж невыносимо. Ну кто объяснит, почему так?