Шрифт:
Закладка:
Разметив расстояние между столбами, Борис лопатой снял крепко прошитый корнями трав дерн и, деловито поплевывая на руки, принялся копать ямы под столбы. Он работал без рубашки, и спина его скоро покрылась прозрачными капельками пота.
На террасу вышел Сергей Васильевич, голый по пояс, с полотенцем на плече.
— Начал? — спросил он.
— Да. Шкурки[25] принес, папа?
— Есть шкурка, есть.
К затее Бориса отец отнесся очень одобрительно. «Давай, давай, сынок, — сказал он. — Я и сам подтягиваться буду, а то брюхо начинает расти, тяжелею».
Сергей Васильевич спустился с веранды, налил из водопроводного крана ведро воды и позвал Бориса:
— Ну-ка, сынок, полей мне на спину.
— Поспал бы еще, папа, — посоветовал ему Борис, доставая из сарая ковшик. — Ты же вернулся в первом часу…
— Да, после смены у нас совещание рационализаторов было: докладывал о своем приспособлении.
Борис с любовью взглянул на загорелые, широкие плечи отца и его мускулистую грудь.
— Ну и как? Одобрили твое предложение?
Сергей Васильевич нагнулся.
— Приняли. Лей…
Борис сунул ковш в ведро и с размаху вылил воду на крепкую спину отца.
— Осторожнее! — вздрагивая, вскрикнул Сергей Васильевич. — Ишь, обрадовался… Ты медленней, с чувством лей, чтобы холод понемногу тело пронимал. А то — сразу! Ну, лей.
— Э-э, слаб ты, папа!
— Ладно, ладно, слаб, ты проживи с мое.
Сергей Васильевич закряхтел от удовольствия и, отфыркиваясь, протянул:
— Ле-е-ей! Ле-ей помаленьку-у-у!
— Так, так его, Борис! — весело крикнула с веранды Марфа Филатовна.
Она вышла из комнаты с медным тазом в руках и, присев на нижнюю ступеньку крылечка, принялась чистить таз толченым кирпичом.
— Лей, чтобы вышибло из него изобретательский угар, а то всю ночь заснуть не давал: рационализация да рационализация, — продолжала она. — Я спать до смерти хочу, а он все рассказывает, какую выгоду принесет его приспособление.
Сергей Васильевич на миг разогнулся, повел плечами.
— А как же! — с гордостью сказал он. — Пойми, это же не просто какая-нибудь пустяковина! От этого несчастного, как ты говоришь, крючка государству в год триста пятьдесят тысяч чистого доходу. Триста пятьдесят тысяч — а ну-ка!
— Да уж слыхала, говорят на заводе! — Марфа Филатовна весело вздохнула. — Погляжу я на вас и диву даюсь: в кого вы все пошли, изобретатели да рационализаторы! Один всю квартиру железом завалил, спать не дает, другой природу рационализирует, пол-огорода у матери отхватил, для картошки места всего с пятачок осталось. Третья — разные каменья да раковины под кровать таскает. Право слово, не пойму, в кого удались. Беда мне с вами!
Глаза Марфы Филатовны, синие, еще почти не вылинявшие, — такие же глаза по наследству достались и Шурочке, — молодо лучились.
— В Советскую власть удались! — посмеивался Сергей Васильевич, растирая грудь мохнатым полотенцем. — Семья у нас рабочая, мастеровая.
— Я, мама, пожалуй, сегодня еще клочок грядки у вас отхвачу, — вмешался в разговор Борис. — Сейчас мне Олег черенок редкого сорта яблони принесет: на яблоньке-дичке его привью. А потом пересадить яблоньку нужно будет…
— И не думай! — решительно заявила Марфа Филатовна. — Не дам тебе больше земли! Черенки прививаешь, а яблок все нет…
— Будут, мама! — твердо сказал Борис. — Вот приеду к вам из академии, а у вас уже целый сад!
— Правильно, Борис! — поддержал сына Сергей Васильевич. — Картошка, она и есть картошка, съешь ее и никакого следа, а сад землю украшает. Человеку положено украшать землю, сады растить. Для этого создан человек!
Он похлопал себя по груди ладонями и удовлетворенно вздохнул:
— Хорошо освежился! Десять лет с плеч как рукой сняло. Теперь мне всего тридцать один!
И обращаясь к сыну, добавил:
— Ну, иду одеваться, а потом к тебе на помощь. Мать заставит, я знаю, огород поливать, я отобьюсь: польем вечером. Задача номер один у нас такая: поставить турник. Только условие, на первых порах подсаживать на этот турник меня будешь.
Направляясь к веранде, он мимоходом заметил:
— Носовой платок я твой поднял. Он, конечно, грязный и временно не нужен, но под диваном ему не место все-таки.
Борис покраснел. Ох, зоркие глаза у отца! Все замечают.
«Надо будет костюм почистить, — подумал он, — а то и за него нагоняй будет!»
Сигнальный выкрик Олега Подгайного прервал его размышления. Ярый противник дверей и калиток, Олег лез через забор.
Борис обернулся к нему и нетерпеливо спросил:
— Добыл?
— А как же! Мое слово твердое!
— Ну, давай, давай сюда!
— Вот он! Золотой ренет, мичуринский сорт, — протягивая приятелю черенок яблони, горделиво сообщил Олег.
Борис осторожно принял из рук мальчишки подарок.
— Не украл? — придирчиво спросил он.
Олег обиженно надул губы.
— Ты мне не доверяешь, Борис? Что я, шарлатан какой? Жулик? Будь спокоен, я сначала рассудил сам с собой и пришел к выводу: не может быть, чтобы хозяин сада не подарил мне один маленький сучок. Так что мой план с самого начала на честной основе был задуман…
— Это сначала, а потом добыл как?
— Сначала я хотел с налету сучок добыть: встретил этого папашу около базара, кошелку ему донес — все чин чином. Но не тут-то было! Как только старик понял, что мне черенок нужен, — наотрез отказался дать и даже кошелку отобрал: «Я, говорит, думал ты из вежливости к старому человеку, а ты за мзду!» Но я ведь тоже в дипломатии понимаю. Натаскал ему в бочку пятьдесят ведер воды, — видишь, штаны мокрые? — беседу завязал о садоводстве… Ну и старичок не выдержал — по моему выбору сучок срезал. Подходящий сучок, правда?
— Черенок хороший. Спасибо, Олег!
— За что же спасибо? — небрежно отмахнулся Подгайный. — Я люблю интересные поручения. Смекалка развивается. Только интересно мне, неужели из этого махонького сучка яблоню вырастишь?
— Он мне для опытов нужен.
— А-а, для опытов! Это другое дело. А ты знаешь, меня в штат взяли! Завтра выезжаем в Белые Горки.
— Завидую я тебе, Олег! — вздохнул Борис. — В Белых Горках — опытный участок доктора биологических наук Наумова.
— Тоже яблони выращивает?
— Нет, у него технические культуры. Он выводит новый сорт каучуконосов.
— Это — резина?
— Да, сырье для резиновой промышленности. Хотел бы я там побывать!
— Так поедем!
— С деньгами у нас сейчас не