стараюсь не улыбаться.

Потому что, стоит признать, есть что-то очень крутое в том, чтобы в самом деле не обращать внимания на чужое мнение. Многие говорят, что им все равно, или ведут себя так, как будто им все равно. Но мне кажется, большинство все равно волнует, что скажут другие. Меня вот волнует.

Если бы мне кто-то сказал, что какая-нибудь деталь моего гардероба – это «непреодолимый барьер»… Давайте начистоту. Я бы эту вещь сожгла. Но Рид носит свои кроссовки каждый божий день.

И в этом определенно что-то есть. Что-то тревожное, но в хорошем смысле – как если незнакомец посмотрит тебе в глаза.

Я начинаю нервничать.

– Мне нужно поставить банки в духовку, – говорю я и резко встаю. – Краску надо закрепить.

В груди как будто пружина. Сердце скачет в бешеном танце.

Когда я возвращаюсь, Рид предлагает прогуляться. Если я не против. А я не против.

Так что мы гуляем. Идем в ногу – подстраиваемся друг под друга автоматически.

На улице становится мрачно, облака сменяют тяжелые серые тучи, похожие на мокрые подгузники. Так Надин всегда говорит.

– А что еще ты готовишь к свадьбе? – спрашивает Рид, когда мы доходим до Лорел-авеню, и тянется к кнопке светофора.

– Делаю тканевую гирлянду для церемонии.

– Тканевая гирлянда. – На его щеке снова появляется ямочка. – Такое точно бывает?

– Точно-точно.

– Мне надо увидеть это своими глазами.

Я достаю телефон. И отправляю ему сообщение со ссылкой на сайт Let Me Google That for You[47].

Рид останавливается, чтобы его прочитать. Кажется, он неспособен переписываться на ходу.

– Пфффффф. Очень смешно.

Рид ухмыляется. А потом обнимает меня. Сбоку, крепко, одной рукой. Он отпускает меня прежде, чем я успеваю понять, что произошло, но теперь я чувствую себя большой бутылкой колы, которую как следует встряхнули.

– Так вот, я… – начинает Рид, но небо внезапно окутывает тьма, словно кто-то нажал на выключатель.

На землю падают первые редкие капли… А потом небеса разверзаются.

– Э-э… – мычу я.

– Пробежимся?

– Придется.

Я перевожу взгляд на Рида – волосы прилипли ко лбу, капли дождя стекают по носу, щекам и стеклам очков.

– Ты хоть что-нибудь видишь?

Он смеется.

– А ты?

После чего поворачивается ко мне и убирает мою мокрую челку с лица. У меня перехватывает дыхание.

– Ладно, побежали, – говорю я быстро.

Он хватает меня за руку, и внизу живота все сжимается и начинает пульсировать. Держась за руки и промокнув до нитки, мы вбегаем к нам на крыльцо. Ливень такой сильный, что капли отскакивают от тротуара. Пахнет влагой. И звук как при включенном душе.

Рид смеется.

– Ох, ну и ну…

Не будь осторожной.

Однако тут открывается входная дверь. Мы мгновенно расцепляем руки.

Кэсси.

Ее брови взмывают вверх.

– Это еще что? Конкурс мокрых маек?

– Ага. – Я улыбаюсь. Сердце неистово колотится.

– Вы оба проиграли, – ехидничает она, насмешливо глядя на меня.

И я точно знаю, о чем она думает, словно она произнесла это вслух.

17

Я не могу выбросить случившееся из головы. Ливень и все остальное. Мой мозг превратил воспоминания в мутную киноленту с фильтром «Валенсия» и саундтреком от Bon Iver[48]. Я постоянно прокручиваю в памяти то, как выглядели наши переплетенные пальцы. Как по рукам бежали мурашки. Как Рид коснулся моего лица и убрал со лба челку.

Может, прозвучит безумно, но все же мне почти кажется, что он мог меня поцеловать. Или ответить – поцелуй я его первым.

Так вот что значит не быть осторожной.

Мне немного дурно, как будто я подхватила желудочный грипп. Только приятный. Я словно зависла между двумя состояниями: тошнотой и превращением в живое эмодзи с глазами-сердечками.

Пожалуй, пришла пора сделать официальное заявление – влюбленность номер двадцать семь: Кроссовочный Рид. Рид, Одержимый Тестом Для Печенья. Рид, Который Круглый Год Питается Шоколадными Яйцами. Короче, даже не знаю, как его назвать.

Все случилось слишком быстро, и я вдруг увязла по самое горло.

Теперь хочу, чтобы он мне написал, хотя знаю, что он на работе. Наверное, распаковывает сейчас картинные рамки. И все равно я постоянно проверяю телефон.

Ничего. Длительные минуты сплошного ничего.

Я пытаюсь отвлечься на гирлянду и делаю надрезы по краю ткани. Одно из преимуществ хлопка в том, что разрезать его полностью не требуется: если потянуть за края в разные стороны, края получатся ровные. Для гирлянды мне нужно приблизительно пятьдесят миллиардов ленточек. И это хорошо – моим рукам нужно отвлечься на что-то ровно пятьдесят миллиардов раз. Если я буду занята тканью, то не смогу отправить Риду до боли откровенные сообщения.

Рид, не думаю, что твои кроссовки – это барьер.

Рид, на крыльце ты должен был меня поцеловать.

А может, я должна была тебя поцеловать?

Самое странное – это жгучая потребность произнести все вслух. Я хочу кричать на все метро и поставить в статус в фейсбуке. Хочу посмотреть ему в глаза и признаться. Рид, ты мне нравишься, понимаешь?

Наверное, я тоже ему нравлюсь.

А может, я неправильно все поняла. Но даже если я ему нравлюсь – что потом? Поцелуемся. Хорошо. Сексом займемся. Не знаю… Даже если я ему нравлюсь так, я могу не понравиться ему без одежды.

Ненавижу даже допускать такие мысли. Ненавижу ненавидеть свое тело. Вообще-то я его даже не ненавижу. Скорее боюсь, что его ненавидят все остальные.

Ведь у толстых девчонок бойфрендов не бывает, а уж секса – тем более. По крайней мере в кино; а если это и случается, то только шутки ради. А я объектом шутки быть не хочу.

В среду мне не нужно на работу, так что я плетусь за Кэсси в гости к Мине. Это странновато, потому что дома будут ее родители. Нет, родители у нее не странные – вообще-то даже довольно крутые: мама – психиатр, а папа – психолог. Они из тех, кто не любит, когда их называют «докторами». Особенно папа – он почти хиппи, что весьма неожиданно для жителя Бетесды по имени Юджин.

В общем, мы беседуем с ними на кухне. Минина мама проверяет какое-то блюдо в духовке, а папа разбирает почту.

– Я слышал, вы живете в Такома-парке, – говорит мистер Чой. – Я работал там после защиты докторской.

– А сейчас у них общая частная практика. Миленько, правда? – фыркает Мина и закатывает глаза.

Но Кэсси энергично кивает:

– Еще как!

О боже. Она подлизывается к предкам Мины и делает это самым бессовестным образом.

– А вы на чем-то специализируетесь? –