— Мы нашли вас! — воскликнул Поле. — Воняет, конечно, но собаки взяли след!

— Вы обе пропали, — сказал Филе, — и мы поняли, что случилось неладное.

— Вы спасли нам жизнь, — тихо проговорила Джиа. — Всем нам. Спасибо…

— Что произошло? — прорычал Бариг Дорш. — Что это было?

— Нас похитили, — слабо простонала Орфа. — Меня и Джиа. А этот доблестный воин пытался нас спасти, — она с благодарностью взглянула на ведьмака.

— Пытался, — хмуро заметил Летодор. — Леший знает, что это было. Я никогда в жизни не встречал подобного! Кажется, от этой твари, что призвали ваши деревенские молодцы, спасти может лишь…

— …Крик петуха, — договорила Джиа. — Крик птицы, что возвещает утро.

— Но что же теперь будет? Что нам делать, как избавиться от лесного лиха? — спросил кто-то из крестьян.

— Как бы знать, — вздохнула Джиа. — Думаю, что если его не «подкармливать», не давать ему крови, то, возможно, скоро оно и само исчезнет…

— Кровь повсюду — это тёмный ритуал, тьфу ты! — покачал головой Бариг Дорш, оглядывая поляну. — И, полагаю, это не первый раз…

Он метнул на жреца свирепый взгляд. Дрейчьис молча сидел на коленях, держась за челюсть и не смея поднять головы. Глава деревни был неглуп, ему не потребовалось много времени на то, чтобы осознать всё случившееся и сопоставить события прошлых лет. Но, как ему ни хотелось самым жестоким образом прикончить преступника прямо на месте, он отдал приказ связать молодцов и отправить в деревню.

— Джиа, ты в порядке? — спросил Поле.

— Твоё платье в крови, — сказал Филе.

— Со мной всё хорошо, — слабо улыбнулась Джиа. — Идите, ребята…

— Но…

— А мне ещё нужно кое-что доделать… — тяжело вздохнула она.

— Давай мы тебе хоть петуха оставим! — предложил Филе. — На всякий случай! Охранять будет.

— За охранника останусь я, — заверил их ведьмак. — Делайте, что велено.

Джиа хмыкнула, но спорить не стала.

Светало. Огонь в костре обгладывал последнее полено. Свежий утренний ветер очистил лес от неестественных испарений, оставив привычные запахи грибов, деревьев и сырости. Джиа сидела, скрестив ноги и закрыв глаза. Она дышала и слушала.

Она слушала шум деревьев, шелест трав, слабые шорохи насекомых и далёкие звонкие песни птиц. Она слушала запахи и голоса. Она слушала музыку воды, ветра, земли и огня. Она искала. Искала и нашла.

А затем она запела. Это была лишь мелодия, но мелодия непростая. Она дрожала в воздухе, окутывала ветви и деревья. Она стелилась вдоль мхов и трав, словно лаская лес, прогоняя из него ненависть и страх. Джиа пела в унисон витали, и мир отзывался ей в ответ.

Когда же девушка замолчала, усталость взяла своё. Чудовищная тварь и ритуал до капли опустошили Джиа. И весь ужас прошедшей ночи обрушился на неё. Девушка спрятала лицо в дрожащие ладони и тихо всхлипнула. Ведьмак, сидевший всё это время в отдалении, приблизился и, обняв сзади за плечи, прижал её к себе.

— Всё хорошо, — прошептал он. — Ты справилась. Всё хорошо.

Теперь девушка казалась ему хрупкой и беззащитной. Он уже и сам не понимал, как мог угрожать ей. Она ведь была совсем ещё юной и вовсе не такой грозной, как ей хотелось казаться. А мелодия, которую она пела лесу — нежная, чувственная, будоражащая, — она что-то сделала и с ним.

Мужчина нежно провёл ладонью по талии Джиа и по груди. Он дотронулся губами до её виска и щеки, вдохнул аромат её волос. Его дыхание и щетина щекотали ей ухо, и девушка улыбнулась, дёрнув плечом. Ведьмак хотел было продолжить ласки, хотел поцеловать её губы, но остановился.

А ведь он и вправду дурак. Он ведь чуял, ясно чуял, но поверил в её игру — тогда, на площади. Ну разумеется, об этом же кричала и призванная жрецом тварь: кровь невинной девы. Джиа всё ещё невинна. Как же он раньше не догадался?

— Прости, — смутившись, сказал он. — Что-то нашло на меня. Если ты не хочешь…

— Не надо, — прошептала она. — Я хочу, но не надо. Это всё из-за песни. Это витали, она так влияет на живые существа. И она поможет лесу снова стать прежним. Не сразу… но поможет.

Они помолчали. Ведьмак крепко сжимал Джиа в объятьях. Он чувствовал, как её бьёт дрожь. Огонь потух, и стало совсем зябко.

— Мне больно, — наконец решился сказать Летодор. — И вроде не ранен — цел. Но почему так больно, а?

— Это болит душа, ведьмак, — прошептала Джиа. — Это процесс исцеления.

— Так значит, ты целительница — не убийца? — неуверенно спросил мужчина.

— Нет, Летодор, ты был прав, — грустно ответила она. — Я убийца.

3. Город сотни белых башен

В одном старом дремучем лесу жил-был Леший. Был он хозяином над деревьями, зверьми и птицами. Но приходили к нему также и существа человеческие, чтобы просить мудрости да совета. И лишь немногие из них, избранные, удостаивались ответа Хозяина.

Чтобы избежать печалей, горестей и обмана, учил их Леший слушать говор ветра, понимать шелест листвы и травы, постукивание деревьев друг о друга и даже лёгкое колыхание перьев ночной птицы. Со временем избранные начинали понимать, а затем и разговаривать на этом тайном языке леса.

Учил их Леший, что всё вокруг наполнено силой, словно сердце — чувствами. Голос этот понимают все: и растения, и духи, и животные. Те же, кто не слышат, обречены на гибель…

«Безымянные сказки»

Бессилие — вот и всё, что она сейчас ощущала. Ни единого желания, и ни малейшего движения внутри. Она была опустошена: не физически — её тело быстро восстанавливалось, — но эмоционально. От этой болезни не помогали ни отвар коры белой ивы, ни девичья мята, ни другие травы, выравнивающие работу мышечной и кровеносной системы.

Боль крылась гораздо глубже. Тяжесть навалилась на плечи, не позволяла расправить спину, болезненно ворочалась внизу живота и тянула вниз. Несправедливая и нечистая женская участь. В такие дни смятение души в клочья разрывало внутреннюю гармонию и организованность.

Всё утро девушка провела в кровати, наедине с синим лоскутом неба за окном. А где-то внизу у стен постоялого двора шумела столица: смех, брань, крики зазывал и менял, лай, карканье и свист; ах, как утомляла эта мелодия. Люди ли, нелюди, стук каблуков, скрип колёс, — девушка была не в силах полюбить город.

Если в лесу она просыпалась вместе с солнцем, то в городе могла проспать до самого его захода, а слух и чутьё её заметно притуплялись. В городе Джиа не ощущала себя охотником