— Она говорит, что иногда феи приходят ночью и заменяют человеческих младенцев своими собственными. Она говорит, что ты родился с голубыми глазами, как у всех рыжеволосых. Потом ты заболел и все время плакал, и все знали, что ты умрешь. Потом однажды утром, когда твоя мать проверила тебя, твои глаза были черными, как сейчас, и ты не был болен, и ты больше не плакал, никогда, и теперь ты просто странный, Эмори Харкер.

— Все дети рождаются с голубыми глазами, Жак, — спокойно ответил мальчик, — по крайней мере, так мне говорит моя мама.

— Она не твоя настоящая мать! И собаки боятся тебя, — сказал Жак, — они боятся тебя, потому что ты подменыш, и они могут сказать, что ты ненормальный.

— Какие собаки? — спросил мальчик, с любопытством склонив голову набок.

— Все собаки, — твердо сказал Жак. — Моя мама так говорит. Каждый может сказать, что ты не такой, и никто не хочет, чтобы ты был здесь.

— Твоя мать, кажется, удивительно хорошо информирована для того, кто никогда не встречался со мной, — заметил мальчик, заправляя рыжий локон за ухо. — Я обязан ходить в школу, чтобы получить образование, Жак, как бы ты ни думал об этом.

Он попытался улыбнуться, показывая свои кривые белые зубы, и добавил:

— Полагаю, нам просто нужно попытаться поладить, Жак. Может быть, мы могли бы даже стать друзьями?

— Я никогда не буду с тобой дружить! — закричал Жак. — Ты подменыш, Эмори!

— Ты знаешь, что такое подменыш? — спросил мальчик.

Жак заколебался, а затем его лицо исказилось и порозовело:

— Я ненавижу тебя. Мы все ненавидим тебя, Эмори Харкер!

Жак умчался прочь. Его друзья последовали за ним, несколько раз оглянувшись. Мальчик смотрел им вслед, слегка нахмурившись.

Одна из девочек крикнула в ответ слегка дрожащим голосом:

— Я тоже тебя ненавижу, Эмори Харкер.

— Это не мое имя, — тихо прошептал мальчик, когда они были вне пределов слышимости.

Исключенный из их компании, он иногда следовал за другими детьми, когда они шли играть после окончания школы. Он старался держаться подальше от посторонних глаз с того дня, как Лиам Ле Тик бросил в него камень. Если Эмори не хотел, чтобы его видели, они бы его не увидели. Все было так просто. Он научился быть скрытным с самого раннего возраста, и были вещи, которые он знал, что нужно скрывать даже от своей матери. Он никогда не рассказывал ей о брошенном камне, он подозревал, что этот инцидент расстроил бы ее гораздо больше, чем его.

— Ты хороший мальчик, не так ли, Эмори? — спрашивала его мать.

Иногда вопрос был чисто риторическим, и она взъерошивала его рыжие кудри и крепко обнимала. В другие дни этот вопрос казался скорее потребностью в подтверждении.

— Я изо всех сил стараюсь быть хорошим мальчиком, мама, — отвечал он и иногда даже не забывал улыбаться.

— Конечно, ты такой, Эмори, — говорила она тогда, целовала его в лоб и говорила, что любит его.

Мальчик тоже любил ее. Он делал все, что мог, чтобы помочь ей по дому, часто удивляя ее скоростью и эффективностью, с которой он мог выполнять задания. Их огород процветал под его присмотром, и их маленькие урожаи были лучше, чем те, что его мать могла купить у местных фермеров.

— Он просто лучший сын, на которого я могла надеяться, — однажды сказала его мать их соседу на глазах у мальчика. — Эмори такой умный! Он никогда не допускает ошибок в своей школьной работе. Он решает математические задачи, которые я сама даже не могу начать понимать, и клянусь, что в его комнате никогда нет ничего неуместного. Он ничего не делает, кроме как читает, и он начал ходить, когда ему не исполнилось и года.

Сосед бросил на мальчика странный взгляд, и Эмори мог сказать, что его мать пожалела о том, что сказала так много, когда разгладила юбку и сказала, сжав губы:

— Полагаю, не так уж необычно для такого умного мальчика. Пойдем, Эмори. Давай вернемся в дом, мой дорогой.

— Это не мое имя, — прошептал он, зная, что она его не слышит.

Возможно, ему следовало каждый вечер сразу после школы идти домой, потому что он знал, что его мать беспокоится о нем, и все же он находил других детей очаровательными. Он часто следовал за ними просто для того, чтобы понаблюдать за их странными играми и послушать их странные бессвязные разговоры и диковинное хвастовство.

В течение последних нескольких недель его тихая погоня за ними чаще всего приводила его в Ферн-Вэлли, где они играли вокруг мелкого ручья, который извивался среди густой болотистой травы. На фоне сочной зелени белели петрушка и полынь. Семена одуванчика плавали в тяжелом воздухе под деревьями.

Дети узнали историю от одной из старших девочек, что-то, что напугало и взволновало их. Они пришли сюда, чтобы подзадорить друг друга пойти в одиночку по тропинке, которая огибала маленькую долину. Наверху, у линии деревьев, они доказывали свою храбрость, пробегая по узкой тропинке, задыхаясь от паники и смеха. Они уходили по одному за раз. Как только каждый человек возвращался в маленькую группу друзей, наступала очередь другого ребенка бросать вызов.

Девочки из группы играли в странную игру с хлопаньем в ладоши, где они стояли друг против друга парами и пели стишки о пирожных, хлопая друг друга по ладоням. Их нынешней любимой песенкой была та, которой они научились у старшей девочки, которая рассказала им о легенде Долины папоротников.

Со своего места высоко на деревьях мальчик мог слышать слова, наблюдая, как Жак пробегает по тропинке и проходит под его собственным укрытием.

— Раз, два, три, кривой фейри, — пели девочки, хлопая правой рукой вверх, а левой вниз, затем ударяя себя по коленям и хлопая в ладоши.

Мальчик поморщился, пытаясь проследить за повторяющимся рисунком их рук, который ускорялся по мере того, как песенка продолжалась. Ему бы хотелось выучить его, чтобы тоже играть, но он знал, что нет смысла просить их позволить ему присоединиться.

— Четыре, пять, шесть, сделан из палочек весь.

Жак был вторым самым быстрым бегуном в группе детей. Сегодня их здесь было семеро, не считая его самого. Две группы девочек, играющих в пирожки, и три мальчика, которые всегда стремились бежать первыми.

— Семь, восемь, не опаздывать домой просим.

Эмори не мог отделаться от ощущения, что девочки оказались в несправедливо невыгодном положении, поскольку им