неизбежно привести к скандалам и неразберихе, но ошибся. Подчинённые Стояна дело своё знали туго, и свары прибывающих «гостей» гасили влёт. А уж как растаскивали хуторян да селян по построенным для них на скорую руку обиталищам — любо-дорого посмотреть. Скотину, с которой прибывшие не желали расставаться из боязни лишиться её навсегда, опытные помощники полусотника тут же метили специальными клеймами и выдавали хозяевам бирки с аналогичными метками, после чего, не слушая ругани и причитаний владельцев, расталкивали их хрюкающую, мычащую, квохчущую и блеющую собственность по стойлам, загонам и птичникам. А шибко резвым, не желающим расставаться с имуществом, тут же отвешивали зуботычину, после которой недовольных уводил патруль… в длинный дом. А уж там задолбавшийся Мирослав объяснял непонимающим «политику партии и правительства». Спорить с характерником хуторяне не рисковали, и, выходя из его обители, вели себя куда спокойнее. Всё же, авторитет у хранителей памятных камней был на высоте. Чем и воспользовался ушлый полусотник, скинувший на Мирослава объяснения с самыми горластыми из «гостей».

Ввиду творящегося вокруг бедлама, требовавшего от хозяина острога постоянного внимания и контроля, мы со Светой оказались не у дел. Неонила тоже нашла себе заботу. Она «строила» жён прибывших селян. Те, оказавшись вне родного дома и лишившись необходимости вести хозяйство, поначалу неприкаянными тенями метались по острогу, а чуть пообвыкшись, начали выяснять отношения между собой, вовлекая в это действо и родню. Естественно, Стояну такой поворот событий по душе не пришёлся. Он разобрал одну жалобу гостей, другую… третью… А после не выдержал, рявкнул на очередных жалобщиков и, велев собрать весь новоприбывший женский коллектив перед длинным домом, вывел к ним супругу.

— Видишь, лада моя, этих баб? — громко, так, чтобы слышали все присутствующие, спросил он. Неонила не подвела.

— Вижу, муж мой, — кивнула она, обводя взглядом стушевавшихся от вида роскошно одетой женщины «гостий» острога.

— Так вот, Нилушка, как я беру под своё начало их мужей, братьев и отцов, так и тебе следует взять сих квочек в свои руки да назначить каждой урок. Дабы не достало у них времени на склоки, дрязги и драки. Пусть смотрят за детьми и скотиной. Ткут, готовят, хоть бесов в ступе толкут! Но чтоб всё было тихо и ладно, как в нашем доме, — произнёс полусотник в полной тишине.

— А ежели кто из них решит артачиться или урок мной назначенный не исполнит? А паче и вовсе от дела лытать начнёт? — вроде как исподволь поинтересовалась Неонила, и Стоян зло ощерился.

— Выдашь мне на правёж, — рыкнул он. — Раз уж мужья вбить ум им неспособны, я сам о том позабочусь, но потом пусть не плачут о слезшей с жопы коже!

Этот спектакль двух провинциальных актёров толпа «гостей» встретила гробовой тишиной. Поверили. И расползались с «представления» под огромным, я бы даже сказал, сильнейшим впечатлением.

Смех смехом, но с того момента, как Неонила взяла в свои руки управление бабским войском, гвалта и шума в остроге значительно поубавилось, и положение в городке наконец перестало напоминать пожар в борделе во время наводнения. Хуторянки и селянки были разбиты супругой хозяина острога на десятки, по очереди занимающиеся присмотром за детьми, готовкой на весь гостящий в крепостице табор и уходом за скотиной. Кроме того, Неонила привлекла молодых девчонок из прибывших семей к работе в травной избе[2], и тоже в определённой очередности. Кто-то помогал травникам формировать лекарственные сборы, кто-то ухаживал за растущими в огороде травами, а кто-то постигал науку врачевания. Дело нашлось всем.

Полусотник тоже не оставил мужиков без забот. В остроге кипела стройка, на которой любые руки, даже самые кривые, оказались в цене. Не можешь сруб сложить — будешь брёвна таскать, не способен комель удержать — будешь тачку с землёй толкать… и так далее. Честно говоря, хоть Стоян Смеянович и не говорил ни слова, и ни к чему нас со Светой не принуждал, но в этой вот атмосфере всеобщей занятости на благо одного отдельно взятого острога я сам не удержался и тоже нашёл себе занятие.

Мальчишки в возрасте тринадцати-пятнадцати лет из селян и хуторян как-то незаметно оказались не у дел. Нет, в строительных артелях их приняли бы без проблем, но больше чем на «принеси-подай-пшёл вон-не мешайся» ребяткам рассчитывать не приходилось. Да и силёнки у них, признаться, ещё не те. Не угнаться мальчишкам за старшими. К тому же хотелось им военного дела, а не подвизаться на стройке, получая оплеухи за слабость и нерасторопность! Вот и висли недоросли в любую свободную минутку на перекладинах ограды воинского огорода, подсматривая, как тренируются стрельцы и новики. Подсматривая и завидуя.

Там, собственно говоря, я и нашёл себе занятие. В прямом смысле слова наткнулся на него. Шёл уже привычным маршрутом к Мирославу и, проходя мимо воинского огорода, буквально споткнулся о выкатившееся в распахнутую калитку тело. Оно, тело, в смысле, вскочило на ноги, утёрло рукавом домотканой рубахи кровянку из-под носа и, поддёрнув широкие порты на завязках, погрозило мелким кулаком в сторону гогочущих за оградой голосов, после чего собралось было припустить бегом, развернулось и… правильно, наткнулось на меня. Отскочив резиновым мячиком в сторону, мальчишка поднял взгляд, но тут же насупился и, отвернувшись, поплёлся куда-то прочь, ссутулив плечи.

Я бы, наверное, так и прошёл мимо, забыв этот эпизод уже через несколько минут, если бы из той же калитки не выскочили двое лоботрясов из стрельцовых детей, принятых в новики, о чём говорил их наряд, почти полностью копирующий одежды отцов, служащих под началом Стояна Хляби, но отличающийся цветом. Уставные кафтаны им не положены, а потому одежда новиков была не серо-зелёного цвета, как положено, а просто серой, некрашеной.

Выскочившие с воинского огорода новики покрутили головами, заметили удаляющегося от нас загребающего босыми ногами пыль мальчишку, да и притопили следом за ним с целеустремлённостью бультерьеров. И что-то говорило мне, не для того здоровые лбы гнались за пацаном, чтобы угостить его конфетой. Впрочем, тот, услышав топот бухающих по утоптанной земле сапог, оглянулся, и, заметив погоню, вдарил по тапкам так, что только пыль за спиной взметнулась. Тоже, очевидно, не верил в добрые намерения догоняющих. Лбы прибавили ходу, а мне… мне стало интересно происходящее, так что, прикрывшись пологом невнимания, я тоже перешёл на бег.

Впрочем, далеко бежать не пришлось. Очевидно, мальчишке изрядно досталось на огороде, потому как довольно быстро он стал сбавлять темп, да ещё и явно стал придерживаться за бок, словно пытаясь унять