Прожив в Казахстане несколько лет, Рабис уехал к себе в Башкирию. Но рассказ чабана всегда помнил...

И однажды, будучи в отпуске, Рабис специально ездил к чабану и спрашивал про «друга». Чабан подтвердил, что «друг» вновь объявился, все идет по-прежнему: «друг» помогает.

Но в последние годы Рабис там не был и не знает, чем кончилась эта история.

Башкирские истории

Несколько лет назад, узнав, что я занимаюсь сбором материала по неизвестному в науке существу, Рабис рассказал мне два невероятных случая, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни. Но, узнав, что я это все записываю, наотрез отказался повторить свой рассказ. И вот 9 мая 1986 года, при очередной встрече у родственников, я вновь прошу его рассказать...

Рабис уверяет меня, что мне совершенно нечего делать, а поэтому я и занимаюсь всякой ерундой, которая ничего не стоит. Советует заняться более полезным делом, например, вязанием или хотя бы вышиванием. Упрекает меня в том, что за все годы, что я занимаюсь какой-то «писаниной», ни он, ни его родственники не прочитали ни единой строки, где-либо напечатанной. А поэтому, как человек практичный, по-родственному советует мне бросить всю эту ерунду, не приносящую мне дохода.

И вот что он все-таки рассказал.

...Шел 1949 или 1950 год. Старший брат Рабиса работал в колхозе деревни Кизганово. Работа его заключалась в том, что он ежедневно ездил в районный центр и привозил оттуда керосин, так необходимый по тому времени в деревне. Дорога туда и обратно была очень долгая и трудная. Брат приезжал уставший, с мокрыми обледенелыми портянками. Обязанность Рабиса заключалась в том, что он утром приводил лошадей с конного двора, а вечером уводил туда же. Конный двор находился от деревни примерно в двух километрах.

(Дальше повествование от первого лица. — O.K.)

— Однажды я привел лошадь на конюшню вечером. В конюховке находились два конюха. Оба были мне хорошо известны, так как жили в одной деревне. (Один из них и сейчас живет там же, т. е. в деревне Кизганово.) Я сдал лошадь и зашел вместе с ними в конюховку. Один из конюхов попросил меня принести дров, которые находились через дорогу, напротив конюшню. Я пошел. Как только я стал набирать дрова, наклонившись, мельком увидел, что по дороге к нам идет дядя Салип. Был у нас в деревне такой высокий, здоровый мужик. Идет дядя Салип с вилами на плече. Я продолжаю набирать дрова, но что-то мне показалось подозрительным, вроде бы это и не дядя Салип. Я распрямился и глянул на идущего. По дороге шел громадный мужик с вилами на плече, гораздо больше самого большого в нашей деревне дяди Салипа. Дрова у меня невольно выпали из рук, и я, с диким криком перебежав дорогу перед идущим, бросился в конюшню. На мой крик выскочили из конюшни мужики, увидели идущего. И все мы трое бросились бежать за ним.

Громадный мужик большими прыжками побежал от нас в сторону конюшни, и мы ясно видели его на фоне глухой стены помещения. Вокруг него стало появляться белое или светлое пятно, как будто свечение. (Раньше, когда он шел по дороге, я этого не видел.) И, растворившись в этом белом, или светлом пятне, прошедший исчез. Мы добежали до глухой кирпичной стены конюшни, где было это белое пятно. Но уже никого и ничего не было. Лошади, что стояли во дворе конюшни и в самой конюшне, были совершенно спокойны. Мы схватили вилы и начали осматривать сеновал и конюшню. Осмотрели все, но никого нигде не нашли.

Видимо, не раз и не одному на этом месте что-то казалось. А поэтому эту конюшню разобрали (хотя она была почти новая) и перенесли на другое место.

В Полтавской области

[Пястун Анна]

— Когда мне было лет 14, я работала у пана на сельхозработах в поместье хутора Веречета Полтавского района той же области (фамилию, имя пана я не помню). Однажды утром (осенью 1930 года) мы встали с постелей, вдруг в дверь кто-то постучал. Ахмистриня (экономка) Нина пошла открывать дверь и только открыла ее с крючка, как в дверь зашел вроде человек, покрытый весь шерстью, весь лохматый, черный с рыжим. Ахмистриня закричала диким голосом, а мы выглянули из своей комнаты, увидели и тоже заорали. Ахмистриня забежала в нашу комнату и стала выглядывать на пришедшего из-за двери. Вошедший подошел к горячей плите и стал над ней греться. Мы все слышали, как он дрожал от холода, даже зубами чакал. На улице было раннее утро, дождь, роса и довольно-таки прохладно. На наш крик, который не прекращался, из своей комнаты выглянул пан. Увидел этого лохматого человека, но не вышел, а скрылся за дверью, потом, приоткрыв дверь, бросил ахмистрине белье (кальсоны и рубаху) и сказал: «Отдай ему белье и скажи пусть уходит».

Ахмистриня взяла белье и бросила пришедшему со словами: «Бери и уходи!»

Лохматый взял белье, повесил через руку (руки тоже были лохматыми) и ушел. Лицо его тоже было все покрыто шерстью, сам он был невысокого росту, примерно с меня (1 метр 60 сантиметров), сгорбленный, скорченный, то ли сутулый, то ли горбатый. А может, от холода такой. Стоял он у плиты минут пять, не больше. Откуда он пришел и куда ушел, никто не видел. Двор пана был большой, много было рабочих, но, кроме нас, его никто не видел. Днем мы пошли на поля жать и увидели, что то белье, что дала ахмистриня, лежит на дороге примерно в километре от хутора, все порванное на ленточки. Вокруг было много деревень, но никто его не видел ни раньше, ни позже.

Пришедший ничего не просил, ничего не говорил. Пришел тихо, ушел тихо...

Вести из Салехарда

[Юрий Кукевич. Журналист, окружная газета «Красный Север»]

На Ангальском мысу

— Я коренной житель города Салехарда. Здесь родился, здесь вырос, здесь живу. Сейчас мне 37 лет (год рождения — 1950). А тогда мне было 17 лет, значит, это было в 1967 году. Сидел я на берегу Ангальского мыса, что в 4-х километрах от города Салехарда. Тогда я ничего не знал, никогда ничего не слышал ни о каком снежном человеке. Да и не думал об этом никогда.

Сижу, ветер на меня дует, и вдруг услышал поскуливание, жалобное хныканье... Я замер и начал смотреть в ту сторону. Здесь у нас лесотундра. И