Шрифт:
Закладка:
Утром мы стали рассматривать двери, крючок, ломик...
На косяке двери вмятина от ломика, сам ломик погнут, крючок дверной полуразогнут, наружная ручка двери тоже не-
сколько вытянута, хотя была прибита в толстую доску и на большие гвозди. Следов никаких не обнаружили, да и не могло их быть. Ведь пришедший шел по тротуарчику, а потом по земле. Было сухо и даже подморозило. Так что следов мог и не оставить. Да, а камешек оказался в доме на полу, пробив стекло.
Кто был наш ночной гость, мы не знали, но были поражены его силой. Нормальный человек так не мог бы сделать.
Было это осенью 1971 года.
Снимок с вебсайта криптозоологов
История с Кавказа.
«... Принес к своему селению»
[Владимир Павлович]
Все местные жители, живущие в сельской местности, знают о существовании алмасты и многое о нем рассказывают.
Рассказ одного нефтяника:
— Я с Кавказа, из селения в горах. И хорошо помню, что у нас в селе был один хромой старик и очень плохо передвигался. Смотрел на всех как будто исподлобья, т. е. его голова просто лежала на груди. И вот какую историю про него рассказывали.
Говорят, что он был очень хороший медвежатник. Всегда на охоту на медведя ходил только с рогатиной. Пошел в очередной раз на охоту и ушел аж за семь перевалов. И тут, как ему показалось, он встретил медведя и бросился на него с рогатиной... Опомнился только дома... Оказывается, его подобрали односельчане на дороге, ведущей к их селению, и привезли домой. Что случилось и как он оказался вблизи их селения на дороге, он не знал и не помнил
У него оказалось множество переломов, но он выжил...
Предполагали такое: охотник бросился с рогатиной не на медведя, а на алмаста. Тот его в порыве гнева покалечил, а затем принес к селению и положил на проезжей части дороги. (Причем, к родному селению, где жил охотник, а не к какому другому.)
А что говорят в Казахстане?
[Леонид Николаевич Фундовой живет в городе Петропавловске (Казахстан). По роду своей деятельности много ездит по казахским селениям, много и часто общается с местным населением. Вот от многих и слышал о ком-то, кто вроде бы оказывает людям помощь (1985 г.)]
— В Казахстане жители степей знают о существовании некоего типа, который в зимнее время пасет табуны лошадей, а по весне пригоняет каждый табун в свое селение. И не только лошадей.
Как они его называют, я точно не помню, не знаю. Но они верят, что в степи кто-то есть и этот кто-то — как будто дух бережливости или сохранности.
В каждом казахском селении у каждой семьи есть лошади. У кого две, у кого три. Летом на них работают, а на зиму их отпускают вольно пастись. Степей сейчас нет, все распахано. Лошади пасутся на полях. Например в селении 50 дворов. Это всего будет 150-200 голов лошадей. Есть и жеребцы-производители. Так всех лошадей разбивают на три табуна, и каждый жеребец уводит свой табун в строго определенный участок от поселка (аула).
Есть и конюхи. Но они не пасут, а только один раз в неделю ездят и проверяют. Иногда считают лошадей.
По мнению казахов, их табуны как раз и пасет такой дух. Он находит корм для лошадей и на эти места и пригоняет табун. А в зимнее холодное время года этот дух, находясь среди лошадей, согревается среди них. Лошади за зиму набираются жиру, становятся сильными, выносливыми, а весной каждый табун приходит домой в определенное время. И это, по мнению казахов, их пригоняет домой этот самый дух, дух бережливости, сохранности.
Кроме того, у них есть обычай — в период отела коров или жеребления кобылиц к маткам нельзя подходить. И не ходят. Это и до сих пор сохранилось...
«Друг» чабана
Следующую историю, про «друга» чабана, Рабис Салихович рассказывал мне не один раз. И каждый раз в его рассказе появлялось кое-что новое.
Жил Рабис в Казахстане, в Кокчетавской области. Был у него знакомый чабан. Однажды при разговоре чабан пожаловался Рабису, что в этом году ему очень трудно и плохо одному справляться с отарой овец. На расспросы Рабиса рассказал следующее.
Был у этого чабана «друг», которого он никогда в жизни и не видел. Дружба их началась с того, что однажды чабан приехал в свою отару после тяжелого похмелья, с сильной головной болью. У него была прихваченная из дома бутылка водки, и он очень страдал и не знал, что делать. Если опохмелится, то не сможет загнать овец, если же не выпьет — страдает от головной боли. И тут он уловил мысль, как будто кто-то сказал ему, чтобы он выпил, а с овцами будет все в порядке. Он выпил и уснул. Каково же было его удивление, когда наутро он увидел, что, действительно, все овцы в загоне.
С тех пор продолжалось это несколько лет. Невидимый «друг» помогал чабану следить за овцами, пас их, когда надо — загонял в загоны и т. д.
Оказывается, в то время, когда «друг» помогал ему (пастуху), волки не резали его овец. Это вызывало зависть, возмущение соседей-пастухов. Интересно еще то, что пастух, оказывается, готовил пищу для помощника, когда он просил. Но никогда не видел его в глаза. Ему как будто в голову приходила мысль, что нужно сделать, и он делал. Резал жирного барашка, варил его в ведре и относил туда, куда ему подсказывала мысль. Пытался следить, кто же приходит за пищей, но никогда не видел никаких следов. Рассказывал, что видел след, например, мыши, если она там пробегала, но никаких других следов не было. Ведро, оставленное с пищей, всегда находил на определенном месте вблизи юрты.
Главное тут было еще и то, что ведро почему-то всегда оказывалось совершено чистым, хотя чабан варил пищу в нем на костре и сразу же относил, не протирая, в указанное место. Этому он всегда сам очень удивлялся. Говорил, что он не мог бы даже при желании почистить ведро: в нем была горячая пища... Но ведро оказывалось чистым! И снаружи и внутри.
