раз так долго не замечал, что к нам подобрались со спины.

– Эй! – Я дёргаюсь, когда он с треском отрывает кусок от подола моего алого плаща и начинает заматывать мою раненую руку.

– Если занесёшь заразу – заживать будет дольше и болеть будет сильнее.

– Это новый плащ, не мог оторвать от своего? Он всё равно поношенный.

Морок хмыкает.

– От моего плаща невозможно что-то оторвать. Он продолжение маски, чтобы мы могли скрывать не только свои лица, но и волосы и тела, если надо.

Я забываю о боли, заинтересованно приглядываясь к материи.

– Это тени, просто очень плотные, сшитые как ткань. Можешь потрогать.

С недоверием и долей страха я протягиваю руку, но сразу отдёргиваю, когда пальцы касаются чего-то невообразимо мягкого, больше похожего на густой туман. Пальцы не провалились в тени, но материя прогнулась, почти невесомая, но имеющая форму и плотность. Я прижимаю руку к груди, не смея коснуться теней ещё раз.

– Почему тогда он выглядит таким потрёпанным? – недоумеваю я.

– Не все тени чёрные.

– У всех Мороков разные маски. Правда, что их делают специально для каждого?

– Да. Маска отражает то, что прячется под ней.

Его ответ остаётся мне непонятен, но я перестаю спрашивать, вспомнив, что мы ещё в лесу, а встречаться с новой нечистью у меня нет желания. Её и правда тут много. Морок помогает мне собрать мои кинжалы, потом берёт сумку и корзинку, и мы продолжаем двигаться вперёд, к границе леса. Больше я не расслабляюсь, а баюкаю свою ноющую от боли руку и вслушиваюсь в посторонние звуки.

Я непроизвольно выдыхаю и начинаю улыбаться, когда нам удаётся покинуть лес без новых приключений. Мы укладываем всё собранное по седельным сумкам, отвязываем лошадей и решаем передохнуть где-нибудь подальше. Ни мне, ни Мороку не хочется задерживаться рядом с лесом, из которого в любой момент могут вылезти новые твари.

На обратном пути в Ярат, оба уставшие, мы говорим мало. В первую ночь я уснула, стоило мне лишь прилечь, а проснулась на рассвете оттого, что меня тряс Морок, предлагая ехать дальше. Весь следующий день и ночь прошли почти так же, и только в последнее наше совместное утро я не спешу возвращаться во дворец. К моей радости, Морок меня не торопит, если я пускаю Вьюгу спокойным шагом, не задаёт вопросов и просто подстраивается.

– Ты в самом начале спрашивала меня про Рахмановых. Останешься ли ты с ними, после того как поможешь Николаю? – спрашивает Морок, вероятно пытаясь развеять напряжённую тишину, когда до столицы остаются считаные минуты.

– Не знаю. Может, они прикажут тебе меня упокоить, когда я не справлюсь, – равнодушно пожимаю я плечами. – А если честно, я мало о них знаю. Тебе есть что рассказать?

– Я тоже знаю немного. Только то, что Дмитрий был хорошим королём, но теперь он слишком стар. Его старший сын – Николай, рождён от первой жены и, говорят, очень похож характером на отца. Простой люд возлагает надежды, что старший принц восстановит мир между двумя странами, закончит то, что не удалось его отцу, и вычистит Бесконечный лес, который ты видела, от нечисти.

– Николай и Даниил не родные братья? – уточняю я.

– Единокровные по отцу. Матери у них разные.

Я вспоминаю, что внешне Николай и правда отличается от Елены и Даниила.

– В какой-то момент появился слух, что близнецов зачала фаворитка Дмитрия, когда его жена была ещё жива. Правда, вскоре королева умерла. И до сих пор никто не установил: умерла она своей смертью или её убила та фаворитка, которая пожелала, чтобы её дети не родились бастардами. И так король женился во второй раз.

Я киваю, слушая рассказ, и поправляю повязку на раненой руке. Раны постепенно затягиваются, но пальцы пока слушаются плохо, а вести лошадь левой рукой не очень удобно.

– Но потом, спустя пять лет, мать Даниила и Елены, которая к тому моменту уже была королевой, тоже умерла. Лихорадка.

– Незавидная участь у королев Аракена, – подвожу итог я.

Мы замолкаем, потому что впереди в вечерней дымке показывается Ярат. А уже в сумерках у дворца нас, к счастью, никто не встречает, помимо стражи. Морок передаёт мне сумки с вереском и боярышником, забирает данное мне ранее оружие. Но прежде чем отвести лошадей в конюшню, хватает меня за локоть и заставляет повернуться к нему.

– Я должен уехать по делам. Возможно, на месяц или чуть больше.

Я поджимаю губы, чувствуя, что не хотела бы вновь оставаться одна. Особенно теперь, зная, что Морок на моей стороне. Но могу лишь понимающе кивнуть.

– Пока меня не будет, постарайся не попадать в неприятности, маленькая Мара.

Вначале я ничего не отвечаю, но когда он разворачивается, чтобы уйти, я вдруг поспешно говорю ему в спину:

– Ничего не могу обещать, поэтому тебе лучше вернуться быстрее!

Как только последнее слово повисает в воздухе, я сжимаю губы, смущаясь того, насколько двусмысленно это прозвучало. Мужчина замирает, чуть оборачивается, так что я могу увидеть край его маски шакала, и кивает.

14

Ещё недостаточно поздно, чтобы надеяться, что все готовятся отойти ко сну, поэтому по замку я передвигаюсь тихо, почти крадучись, не желая столкнуться с Даниилом. Сейчас я слишком устала, чтобы слушать его сладкие речи, и тем более не в настроении вежливо на них отвечать. Вначале я отношу вереск и ягоды к лекарю, завтра приготовлю отвар. А после воровато выглядываю в коридор и, не заметив никого, кроме нескольких стражников, направляюсь в свою комнату.

Оказавшись у себя, я прикрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной, закрывая глаза на какое-то время, давая себе возможность передохнуть. Затем зажигаю свечи, прямо на пол сбрасываю верхний плащ и с трудом стягиваю кафтан, стараясь не потревожить руку. Оставшись в одной рубашке и штанах, я с сожалением смотрю на одежду, лежащую на полу.

Три дня назад это были красивые наряды, но теперь у кафтана нужно перешивать рукав, а плащ вообще вряд ли удастся спасти.

Присев на край мягкой кровати, я собираюсь снять повязку и заняться повреждённой рукой, но дверь комнаты резко распахивается, заставляя меня вздрогнуть.

– Прости, не хотел тебя пугать. – Аарон уже тише прикрывает дверь, замечая моё нервное движение.

– И не напугал бы, если бы помнил о манерах и сперва постучал.

Парень резко замирает на пути ко мне и с недоумением оборачивается на дверь, будто впервые слышит, что в неё нужно стучать. У него в руках миска с водой и несколько чистых тряпиц.

– Что