Шрифт:
Закладка:
Я решил, что сегодня вечером буду блистать остроумием. Если, конечно, мне удастся открыть рот.
– Привет, – выдавил я.
– Привет. Давно ждешь?
– Здесь красиво.
– Это значит да?
– Это значит, что я с удовольствием тебя подождал.
– Наверное, когда следишь за кем-то, приходится ждать подолгу.
– Мой личный рекорд – шестнадцать часов.
– И что было потом?
– Это дурацкая история.
– Обожаю дурацкие истории.
– Женщина нашла в чемодане своего вернувшегося из-за границы супруга черные шелковые трусы. Я следил за ним две недели, но ничего не обнаружил. Человек жил, как скучный банковский клерк. Из дома – на работу, с работы – домой.
– И что ты сделал?
– По прошествии тех шестнадцати часов я позвонил его жене и предложил поискать в доме, в том месте, куда она обычно не заглядывает, чемодан или коробку. Через три дня она нашла в подвале ящик. Угадай с трех раз, что было в том ящике.
– Письма?
– Трусы и лифчики. Он надевал их, когда ее не было дома.
– Она рассердилась?
– Напротив, заплакала от счастья. Сказала, что у нее прекрасный муж, и если ему доставляет удовольствие прохаживаться в дамском белье, то пусть, лишь бы он не завел любовницу. По-моему, она так и не призналась ему, что все знает.
– Наверное, она права.
– Знаешь, что единственное ее огорчило?
– Что?
– У него оказался гораздо более тонкий вкус, чем у нее. Все свои сокровища он приобретал в «Виктории Сикрет».
Она рассмеялась:
– Как ни странно, это очень романтическая история.
– Да, я тоже так думаю.
Мы зашли в ресторан и сели неподалеку от огромного аквариума, по дну которого ползали черные омары, а вокруг них медленно плавали полусонные серебристые рыбины, похожие на слушателей какого-то непереносимо скучного концерта. Официантка с задором вожатой скаутов порекомендовала нам фирменные блюда ресторана и уговорила нас попробовать новое чилийское вино. Мы чокнулись и, естественно, с минуту помолчали.
– Ты меня пугаешь, – наконец произнесла она.
– Я?
– Когда ты вот так молчишь, у меня впечатление, что ты подыскиваешь слова, чтобы объявить мне, что она умерла.
– Она жива.
Она медленно опустила свой бокал и с невероятной осторожностью поставила его точно на тот влажный кружок, на котором он прежде стоял.
– Ты уверен?
– Я уверен, что в прошлом месяце она была жива. У меня есть свидетель.
– Свидетель?
– Я показал фотографию Яары пожарному, который попал на твою видеокассету. Он узнал ее. Она была там. С мужчиной в черном.
Бокал у нее в руке задрожал так сильно, что я разжал ее пальцы и отобрал его у нее. Она не отняла у меня руку, а через секунду даже ответила на мое легкое пожатие. Мы молчали. Я дал ей время переварить услышанное.
– Что он сказал?
– Немного. Она жива. Не выглядела больной. Он мало что заметил из-за пожара.
– С ней все в порядке?
– Да.
– Ты уверен?
Я не ответил.
– Ты знаешь, кто этот мужчина в черном?
– Нет. Но он живет где-то поблизости. Регулярно ходит в этот торговый центр.
– Откуда ты знаешь?
– Там есть супермаркет. Грузчики его узнали.
– Почему ты к нему не поехал?
– Он осторожен. Доставкой не пользуется, сам носит свои сумки. Они не знают ни как его зовут, ни где он живет.
– Надо сообщить в полицию.
– Я сообщил. Кравиц выставит там наблюдение.
– Этого недостаточно. Пусть поговорят с грузчиками.
– Грузчики не станут с ними разговаривать. Это новые репатрианты, они не любят полицию.
– Но с тобой же они говорили!
– Это другое дело. Я задействую личное обаяние.
Она была не в настроении шутить.
– Она жива? – снова спросила она.
– Да.
Пожилая пара за соседним столиком уже некоторое время с любопытством косилась на нас, пытаясь понять, почему такая симпатичная женщина держится так напряженно. Я обратил внимание, что оба они носят одинаковые часы фирмы «Касио», из чего вывел, что с годами у людей иногда формируется странное представление о любви.
– А плохая новость?
– Кто сказал, что есть плохая новость?
– Я.
– Потому что?..
– Потому что ты не осторожничаешь, как обычно. В твоем характере было бы, ничего мне не говоря, найти ее, привести домой, позвонить мне в дверь и смотреть, как я плачу, обнимаю ее и падаю в обморок.
Психологи, подумал я, похожи на детективов, только они идут по следам произнесенных нами слов.
– Не слишком ли скоропалительное суждение о человеке, которого ты видишь второй раз в жизни?
– Ладно. Так какая плохая новость?
– Я не знаю, сколько времени у нас осталось. Может быть, день или два.
– Сколько времени до чего?
Я не ответил.
– Если он не убил ее до сих пор, почему убьет сейчас?
Я объяснил.
Вдаваться в подробности я не стал, но мне и без того пришлось нелегко. Большинство людей обычно не бледнеют, в смысле – не бледнеют по-настоящему. Я в своей жизни повидал немало испуганных людей и знаю, что основными внешними признаками паники являются учащенное дыхание и ускоренное сердцебиение, что приводит как раз к покраснению кожных покровов. Я рассказал Агари о других девочках, о хронологии убийств, о том, как их виновник находил матерей-одиночек, об общих принципах поведения сексуальных извращенцев. Я ни словом не упомянул о том, что он может сделать с Яарой, но в этом не было нужды. Когда я договорил, она была белее разделявшей нас скатерти.
– Сколько времени у нее осталось?
– Два дня.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Пока что это только моя теория.
– Когда ты точно узнаешь?
– Сегодня ночью.
– Где?
– На кладбище.
– Я еду с тобой.
– Тебе нечего там делать. Ты будешь мне мешать.
– Я еду с тобой.
Она произнесла это так тихо, что на мгновение я усомнился, что слышал ее голос. Он звучал не громче шороха крыльев бабочки или легкого касания пальцев, пробегающих по коже. Я попросил счет, сумел не грохнуться в обморок при виде суммы и заплатил. Все это время она не отводила от меня взгляда, в котором здравомыслие мешалось с безумием. Мы покинули ресторан и направились к «Бьюику». Я достал пистолет и сунул его в наплечную кобуру. Она уселась на пассажирское сиденье.
– Ты только все усложняешь. И себе, и мне.
Она ответила твердым, ненормально спокойным голосом:
– Ты сказал, что у нее осталось два дня.
В мире существует четыре великих искусства: живопись, поэзия, музыка и умение вовремя заткнуться.
18
Среда, 8 августа 2001, поздняя
