На лице демангела прорезалось недоумение. Которое очень быстро перешло в снисходительное презрение.

— Не говори ерунды, Макс. Знаю, я виноват перед тобой. Но повторю ещё раз: заключать сделки — это моя работа. Я — штатный агент на окладе, в департаменте соцобеспечения.

— Они занимаются тем, что дают людям то, что они хотят, — пояснила Патриция. Не безвозмездно, разумеется. У нас, в Аду, до сих пор самой твёрдой валютой является бессмертная душа.

— Мы — благотворительная организация, — задрал подбородок демангел.

— Вы себе льстите, — фыркнула Патриция. — Давать людям то, чего они хотят, а не то, что им по-настоящему нужно — это НЕ благотворительность.

— Милая моя, как ты не понимаешь? — горячился демангел. — Того, что людям по-настоящему нужно, они должны добиваться САМИ. ЭТО нельзя получить ЗАДАРОМ.

— Ага, — пробормотал я. — Всего лишь в обмен на ДУШУ.

— Бесплатный сыр, знаете ли, бывает только в мышеловке, — огрызнулся демангел.

— И вы раздаёте его направо и налево просто МЕШКАМИ, — кивнул я. — Например, неразумным подросткам, которые ВООБЩЕ не понимают, чего хотят.

Денница потряс головой, словно пытался вытрясти мои слова из ушей.

— Послушай, Макс… Говоря о сделках, я всего лишь хотел извиниться. Объяснить, что я не держу на тебя зла. И уж конечно, НЕ СОБИРАЮСЬ тебя убивать.

— Ты-то может и не собираешься, — я устало вытер пот со лба. Споры — они так утомляют… Почему никто не хочет мне верить? — Но проклятье…

— Макс, я достаточно сильный маг, чтобы почувствовать, если кто-то наложит на меня проклятье.

— Моя мама это подтвердила, — вставила Патриция.

Денница осёкся. Я уже понял: авторитет госпожи Иштар был для него непререкаем.

— ПОЭТОМУ я и хочу попросить помощи у папы, — добавила Патриция. — Думаю, он сможет помочь, пока ты не ухайдокал Макса, а потом не пришел рыдать на его похороны.

Денница помотал головой.

— Даже не знаю. Вряд ли у Великого Дознавателя найдётся время на обычного агента. Такая мелкая сошка, как я…

— Просто ты его боишься, — мстительно улыбнулась Патриция.

— Чего? — голос Денницы неожиданно дал петуха. — И вовсе я не боюсь высокочтимого, уважаемого…

— Ага. Конечно, — голос Патриции сочился, как очень сладкий гудрон. — Повторяй это себе почаще.

— А мне он показался довольно милым, — вставил я, уязвлённый тем, что разговор шел без моего участия.

— Вот видишь, — подлила смолы Патриция. — Макс его не боится.

— Просто он никогда не крал у господина Тота варенье, — обиженно буркнул Денница.

Патриция так и застыла с открытым ртом. Пару секунд она хлопала своими длинными ресницами, а затем испустила долгий восхищенный вздох.

— То есть, ты… Зная моего папулю…

— Это было очень давно, задолго до твоего рождения, — поморщился демангел. — Я и сам тогда был молод.

— Но молодость не объясняет твоей тупости, — вскричала Патриция. — Папулю боятся даже големы, не запрограммированные на страх. Инстинктивно.

— Он пригрозил, что если я ЕЩЁ РАЗ, когда-нибудь, сделаю то, что ему не понравится… — демангел поёжился.

— То что?.. — я подался вперёд. Полезно будет знать, чего боится демангел.

— Он не сказал, — горько вздохнул Денница.

— Да, папуля это может, — со знанием дела кивнула Патриция. — Он тебя подвесил за яйца. Навечно.

Демангел ещё раз прерывисто вздохнул.

— Если б можно было как-нибудь отменить тот день… Я бы стал совсем другим человеком.

— Ну, как ни крути, а к папуле обратиться придётся. Мне жаль.

После слов Патриции Денница сник. Словно на шею ему упала гильотина.

Даже нет, не так: если бы ему сейчас предложили на выбор: эшафот или встреча с господином Тотом, он бы не колеблясь выбрал первое.

— Ладно, идём, — наконец он решился. — Давай только покончим с этим побыстрее.

— Уважуха, — я попытался улыбнуться Деннице как можно более ободряюще. — Сам такой: если надо сделать что-то неприятное, то лучше не откладывать. Меньше душевных коллизий.

Кабриолет Денницы домчал нас куда нужно за пять минут.

Оказалось, что департамент, в котором служил господин Тот, предпочитал работать по ночам.

— Он занимается магическими преступлениями — так вкратце, чтобы мне было понятно, разъяснила Патриция, — пока нас вежливо, но тщательно проверяли на входе в здание, похожее на глухой бетонный куб.

— Вот например, если бы големы в "Восьмикрылом Серафиме" тебя замели — ты бы попал именно сюда, — радостно сообщила она. — Не факт, что к моему папуле — он работает в убойном отделе. Но департамент именно этот.

— То есть, твой папа — полицейский, — с облегчением выдохнул я. Всегда приятно отыскать что-нибудь знакомое в этом безумном мире. — А мы находимся в управлении полиции.

— Полицейские — это Аннунаки, — качнула головой Патриция. Мы в этот момент уже ехали в лифте. Только не вверх. А куда-то глубоко под землю. — "Те, что стоят на границе" — так их называют. Они подчиняются главе департамента Полиции — госпоже Эрешкигаль. А мой папуля служит в ведомстве её мужа — господина Нергала.

Насколько я помню, в шумеро-аккадской мифологии Земли богиня Эрешкигаль заведовала всеми мертвецами, а её супруг Нергал — миром мёртвых в целом.

Вот так начнёшь изучать семейную историю, и уверуешь в переселение душ…

Денница, пока мы путешествовали по подземелью в поисках кабинета господина Тота, не издал ни звука.

Он будто бы истончился, стал похожим на тень — словно и сам уже пересёк Последнюю черту, сделавшись подданным богини мёртвых.

— А тебя здесь знают, — заметил я, когда Патриция дружелюбно кивнула очередному охраннику. Не голему. Громадному демону с подпиленными рогами и напомаженной кисточкой на длинном хвосте.

— Ребёнком я обожала приходить к папуле на работу, — улыбнулась Патриция. — Здесь так интересно. Я мечтала о том, чтобы стать дознавателем, как он. Полететь в универ на Бриах, первый мир нашей системы. Учиться у самого великого Метатрона… — на мгновение её лицо озарило мечтательное выражение, которое тут же сменилось разочарованием. — Но мама настояла на том, чтобы я пошла в школу гетер при храме. "Получи настоящее образование, а потом делай, что хочешь" — она удивительно точно передала интонации госпожи Иштар…

В довершение всего мы свернули в длинный, уходящий во тьму коридор. Он был скудно освещен чадящими факелами — я отчётливо чувствовал запах солярки.

И вот в нём уже не было ни души.

Ни часовых. Ни клерков с папками. Ни даже дверей — просто глухая каменная кишка, постепенно, по наклонной, уходящая всё глубже и глубже.

— Может быть, она слишком дорожила тобой, чтобы отпускать учиться на другую планету? — вдруг, неожиданно, подал голос Денница.

— Мама есть мама, — равнодушно пожала плечами Патриция. — Больше я обиделась на отца. За то, что он её тогда поддержал. Ой, только не говори, что он