Я закатываю глаза в сторону его спины, но быстро отвожу их от мышц, напрягающихся на его рубашке, когда он забирается в седло. При виде этого зрелища я мысленно возвращаюсь на крышу, но тут же встряхиваю головой и отгоняю эту мысль.

Вскоре я спотыкаюсь рядом с ним, пытаясь увеличить расстояние между собой и зверем, нависшим надо мной. Имперцы, разбросанные вокруг нас, погружены в тень, затянутую мраком, которого мы ждали, прежде чем ступить в пустыню. Послеобеденное время, проведенное с принцем и его свитой, было таким же невыносимым, как и удушающая жара, окутавшая нас. Так продолжалось до тех пор, пока солнце, наконец, не устало от своих мучений и не скрылось за облаками, позволив луне направлять нас, когда мы начали наш путь через пустыню.

Время идет, а я чувствую только нарастающую боль, пульсирующую в моей ране. Каждый шаг обжигает, как солнце, от которого нам удавалось уклоняться в течение нескольких часов. Вскоре, несмотря на все мои старания подавить хромоту, она становится заметной.

Но когда он прочищает горло рядом со мной, я заставляю себя выпрямиться, прикусив язык от боли. — Ты замедлилась, Грей. — Его голос тихий, хрипловатый от долгих часов неиспользования.

— Хотите, чтобы я бежала, Ваше Высочество? — справляюсь я, не сводя глаз с колышущегося песка под ногами.

— Я бы хотел посмотреть, как ты попробуешь. Это было бы, мягко говоря, забавно.

Я бросаю на него взгляд. — Я живу, чтобы развлекать, Ваше Высочество.

В его горле застревает кашель — это самое близкое к смеху, что он может себе позволить. — Стой, — приказывает он, останавливая свою лошадь. Я пошатываюсь рядом с ним, почти испытывая искушение прислониться к животному. Парад Имперцев натягивает поводья, останавливаясь, чтобы объехать нас.

Я наблюдаю, как принц грациозно соскакивает с седла, прежде чем сократить расстояние между нами. Сглотнув, я прослеживаю, как подрагивает мускул на его челюсти, как его взгляд скользит по моему телу. И вот он снова сидит передо мной на корточках, смотрит вверх, положив руки по обе стороны от моего раненого бедра.

Я не обращаю внимания на то, что десятки любопытных глаз блуждают по сцене, которую мы устроили, и не могу найти ни одной причины для беспокойства. Его глаза встречаются с моими, и на одну-единственную горько-сладкую секунду я смотрю на Кая, а не на монстра, призванного выследить меня.

Затем он хмурится, его мысли поглощены предстоящей задачей. Быстрыми движениями пальцев он обводит неровный порез, соединяя кожу и ткани. Я вздыхаю, испытывая облегчение с каждым движением его пальцев. Он поднимает на меня глаза, блуждая по моему лицу так, что я чувствую себя обнаженной перед ним.

— Лучше? — Его голос едва ли больше, чем бормотание.

— Лучше, — вздыхаю я. Оторвав взгляд от его глаз, я окидываю взглядом Имперцев, молча гадая, кто из них тот самый Целитель, у которого он черпает силу. — Ты не мог сделать это двенадцать часов назад?

Уголок его губ подергиваются. — Двенадцать часов назад мы были в шумном городе, и я знал, что ты сможешь легко исчезнуть. То есть, если бы тебе удалось сбежать от меня. — Он почти пожимает плечами. — Назовем это предосторожностью.

Я подражаю его пожатию своим собственным. — Похоже, ты принимаешь много мер предосторожности для простой Обыкновенной.

— Думаю, мы оба знаем, что в тебе нет ничего простого.

Мы долго смотрим друг на друга, настороженно, как и должно быть. Все в нем резко и холодно, он пронзает меня своим стеклянным взглядом. Даже присев подо мной, он в полной мере принц и создание короля. Марионетка короны, замаскированная причудливым титулом.

Интересно, как часто Энфорсер преклоняет колени перед чем бы то ни было. Перед кем бы то ни было.

— Ты боишься меня.

Он отвечает на мое заявление пристальным взглядом, твердым, но протяжным, как вздох. — Я был бы дураком, если бы не боялся чего-то столь свирепого.

Я сглатываю. — А ты не являешься таковым? Дураком?

Затем он встает, удерживая мой взгляд, пока не становится тем, кто смотрит сверху вниз. — Больше нет.

Я открываю рот, пытаясь подобрать слова, которые он не хотел бы слышать. Он поворачивается и кивает своим людям, и парад снова оживает, увлекая меня за собой. Я наблюдаю, как он садится на лошадь, и вижу проблеск надежды на его бедре.

Мое сердце ускоряет ритм, замирая при виде кинжала, украшающего его бок, хотя отсутствие вихрящейся стали на рукояти говорит о том, что он не мой. Я заставляю свои мысли быть рациональными, заставляю себя думать как вор, которым мне пришлось стать. Истребив все шансы на доверие, каждый мой шаг вызывает раздражение и подозрение. Мне трудно не оплакивать то, как легко было приблизиться к нему раньше, и как отчаянно я жажду чего-то не совсем сложного.

Я шагаю вперед вместе со вздыбленной лошадью, разум затуманен, а ноги подкашиваются.

Чума, мне нужен план.

Парад продолжает свое меланхоличное шествие в бледном лунном свете — не более чем серебряные тени на песке. «План» — смелое слово для сформулированной идеи, но отчаяние заставляет меня бросить осторожность на ветер. Глубоко вздохнув, я проглатываю свою гордость и заставляю ноги резко дернуться.

Веревка, привязывающая меня к зверю, натягивается, пятки впиваются в песок. Поначалу Энфорсер не обращает внимания на мое явное сопротивление, да и лошадь, на которой он сидит, тоже. Но после нескольких протяжных вздохов и неуступчивых шагов…

— Что теперь, Грей? — Кажется, он совершенно не в восторге от моего выступления.

— Я устала.

— Правда?

Я хмуро смотрю на его тенистые плечи. — Да.

— Хм.

— Хм? — пыхчу я. — Это все, что ты можешь сказать? Хм?

— Отлично. — Я практически чувствую, как он улыбается, сидя на своем высоком коне. — Хм, жаль, что ты боишься лошадей.

— Я не… — вздыхаю я, делая глубокий вдох, чтобы скрыть улыбку. Это именно то, чего я хотела. — Я переживу это. Сейчас я слишком устала, чтобы беспокоиться.

Теперь он бросает взгляд через плечо. — Тогда давай посмотрим. Вперед.

Я сглатываю — реакция, которая должна быть драматичной. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, его рот подрагивает в уголке. — Ни в коем случае. — Я пытаюсь сделать шаг назад, напрягаясь в борьбе с веревкой. — Мне понадобится… содействие.

Теперь он действительно улыбается. — Ты имеешь в виду, что тебе нужна помощь?

— Я не прошу ни о чем подобном.

Он качает головой. — Все еще слишком упряма, чтобы признать, что ты просишь о помощи, не говоря уже о том, что она тебе нужна. —