— это не просто река в Египте? Правда, Сал? — Я направила на нее кусок пиццы и ответила: — Знаешь, если бы этот разговор был сочинением, а ты была бы одной из твоих учениц, ты бы сама себя завалила либо за плагиат, либо за неоригинальность.

— Моим ученикам семь и восемь лет. Они не пишут эссе. — Она вгляделась в мое лицо, затем сделала паузу, подняла наманикюренную руку к груди и задыхаясь произнесла. — Рената, ты не заставляешь своих учеников писать сочинения. Они же во втором классе!

Я отложила кусок пиццы и промокнула жир салфеткой, потому что знала, что это ее отвлечет.

— Это шаблонная структура из пяти параграфов о том, почему семья имеет значение, а не исследовательское эссе о недостатке двухпартийности в Вашингтоне. Они справятся.

— Тебе обязательно это делать? — Ее глаза опустились на мою огненно-оранжевую, пропитанную маслом салфетку, и она наморщила нос, прежде чем снова встретиться с моими глазами. — Они справятся? Клянусь, тебя вырастили тигры.

Близко.

Витали.

— Они будут писать мне благодарственные письма из любой школы Лиги плюща, в которую их примут через десять лет. — Я пожала плечами и бросила салфетку в урну у двери, чуть не промахнувшись. — И да, я должна это сделать. В каждом кусочке больше масла, чем пиццы.

Она не обращала на меня внимания, пока я прижимала к ломтику вторую салфетку. Ее недовольное выражение лица отразилось на моих плечах.

— Я думала, с тобой веселее. Ты должна была быть крутым учителем. В прошлом году ты заставила своих учеников строить миниатюрные катапульты, и они запускали маленькие шарики для пинг-понга в учителей физкультуры. Я помню все эти крики и радостные возгласы, а также всю ту шутку, которую мои ученики бросали в меня за то, что я не включила катапульты в свой план уроков.

— Я не веселая. Это был урок инженерии, математики и физики, — заметила я.

Салли открыла рот, закрыла его, потом снова открыла.

— Я знаю, что ты делаешь.

Если ты знаешь, что я делаю, расскажи, — взмолился мой мозг. Я не знала, чем занимаюсь с тех пор, как сбежала из Девилс-Ридж. Провожу время? Переживаю? Придумывала отговорки, чтобы не извиняться перед Дамиано, пока не пройдет слишком много времени? Все вышеперечисленное?

Пицца больше не привлекала меня, и я сделала самое невинное выражение лица, какое только смогла придумать.

— Просвети меня.

— Ты отвлекаешь меня от моего первоначального вопроса.

И обычно мне удавалось увести наш разговор от слишком личных тем. Я просканировала свой мозг, размышляя, где я ошиблась за последние пять минут.

— Это парень? — надавила она.

— Когда ты видела меня с парнем?

— Я никогда не вижу тебя вне работы.

Справедливое замечание.

Я отодвинула от себя тарелку и скрестила руки.

— Это не парень.

— Тогда почему ты краснеешь?

О, Иисус, Иосиф и Мария.

Краснею? Правда? Именно это я имела в виду, когда говорила, что время вне мафии смягчило меня. Я прошла через тренировки, так что все еще могла драться и стрелять из пистолета, но эмоциональная стойкость у меня была как у подростка, который надувает свою вишенку Л. Дж. Шэн.

— Ладно, это парень. — Я не стала ничего уточнять, надеясь, что звонок прозвенит раньше, чем она успеет разбередить мой рассудок.

Не повезло.

— Кто? Я его знаю? Он здесь живет?

— Нет, нет и нет.

Она нахмурила свои тщательно выщипанные брови.

— «Кто» — это не вопрос "да" или "нет"…

— Его зовут Дамиан.

— Горячо. — Когда я не продолжила, она наклонилась вперед и спросила: — И что?

— Ну, ничего.

— Я даю отличные советы.

— Приятно слышать.

— Серьезно, я могла бы стать психотерапевтом, или лайф-коучем, или пушистиком.

— Не думаю, что это значит то, что ты думаешь.

— Пушистик? Тот, кто тешит чужое самолюбие. Что еще это может значить?

— Знаешь, как в кино снимают несколько дублей одной сцены?

— Да, конечно.

— В порно тоже так делают. Чтобы держать мужчин в напряжении, они нанимают пушистиков, чья работа заключается в том, чтобы отсасывать…

— О, боже мой! Рената! Мы же в школе.

Мои губы дрогнули, и я, наконец, расслабилась.

— Ты спрашиваешь, я отвечаю.

— Если бы только это было правдой…

Я ела молча, не отрываясь от изучения Салли. Я впилась зубами в нижнюю губу, раздумывая, стоит ли воспользоваться ее советом. Ведь кого еще я могу спросить? Маман просто сказала бы мне опустить стены, сопровождая это перечислением других вещей, которые я не хотела слышать.

Встав, я отнесла тарелку в раковину и вымыла ее, после чего вернулась на свое место.

— Ты когда-нибудь боялась ослабить бдительность?

— Рядом с парнем?

Я задумалась.

— Да, но также и со всеми, наверное.

Кого я обманывала? На моих стенах было больше охранников, чем в Форт-Ноксе, а жизнь в ловушке, которую я сама себе создала, — это не жизнь. Счастье в последние десять лет было ложью, в которой я обманывала себя.

— Думаю, у большинства людей есть страх потерять бдительность, особенно если в прошлом они прошли через что-то сложное. Возьмем, к примеру, нас с Эриком. После развода свидания кажутся почти невозможными. Каждый раз, когда я уговариваю себя пойти на свидание, мне кажется, что отношениям суждено закончиться, а это ужасное состояние души, в котором нужно вступать в отношения. Ничто не может быть успешным, если ты не дашь этому шанс.

— И что же ты делаешь?

— Ты делаешь прыжок, зная, что ты достаточно сильна, чтобы поймать себя, если никого больше не будет рядом.

— У меня есть подруга, которая встречалась с парнем десять лет назад, и недавно она снова встретила его…

— Твоя подруга… — начала Салли, явно не веря в существование этой подруги. — Что она почувствовала, когда снова его увидела?

— Как будто мир перевернулся с ног на голову, клипсы-бабочки вдруг снова вошли в моду, люди по-прежнему общаются через AOL Instant Messenger, а дискеты стали новым величайшим изобретением нашей жизни.

— Значит, ее чувства никогда не ослабевали?

— Думаю, нет, — согласилась я, потому что кто может забыть Дамиано Де Лука? Я была всего лишь человеком.

— Почему она не попыталась наладить отношения в первый раз?

— Она испугалась.

— Чего?

— Отец парня подошел к моей подруге и пригрозил, — я задумалась, насколько правдивой могла бы быть, но остановилась на незначительной замене, — он бы отрекся от сына, если она продолжила бы их отношения.

— Значит, она ушла.

— Да.

— И она пожалела об этом.

— С тех пор каждый день.

— А отец?

— А что с ним?

— Он все еще проблема?

— Он перестал быть проблемой меньше чем через год после ее отъезда.

— Тогда почему она