полупарализованный с тяжелым приступом водянки. Примерно в это время старый наваб получил от гостей с могольского юга доклад о том, как вели себя европейцы в Карнатике войны пятью годами ранее. В частности, ему рассказали о том, как они из полезных инструментов в руках могольских навабов Карнатика превратились во всемогущих кукловодов, создавая и отбрасывая соперничающих правителей по своей прихоти. Эта новость "произвела большое впечатление на его ум, - писал Гулам Хусейн Хан, - ибо он знал, с какой скупостью Провидение наделило Сираджа уд-Даулу его знаниями и благоразумием; и он прекрасно понимал, как тот будет править, в каких плохих отношениях он уже находится с военными офицерами и как склонен ссориться с англичанами из Калькутты. Он уверял в полном окружении, что как только он умрет, а Сирадж уд-Даула станет его преемником, люди в шляпах овладеют всеми берегами Индии".

Поэтому, когда вскоре после этого поступили сообщения о том, что ИИК поймали с поличным на несанкционированном ремонте, а в некоторых местах и на полной перестройке стен Калькутты, Аливерди вызвал Сираджа и решил написать и англичанам, и французам, чтобы те полностью демонтировали свои укрепления. Французы прислали тактичный ответ, и, раздав взятки могольским чиновникам в Чандернагаре, смогли обойтись без сноса своих новых основательных стен. Но губернатор Дрейк , чьи укрепления в действительности были гораздо скромнее, только усугубил ситуацию, написав навабу ответ, который был воспринят как наглый и вызывающий, ставя под сомнение способность наваба защитить своих подданных и предполагая, что англичане готовятся перенести в Бенгалию свои войны против французов, которые уже принесли столько разрушений в Карнатике: "Мы не можем думать о том, чтобы подчиниться требованию столь беспрецедентного характера", - писал Дрейк.

В течение столетия мы торговали в его [Наваба] владениях, были защищены и поощряемы несколькими субахами, всегда повиновались их приказам, поэтому нас обеспокоило, что некоторые враги советовали его превосходительству, не обращая внимания на правду, что мы возводим новые укрепления... Он должен был знать о больших потерях, которые понесла наша компания в результате захвата Мадраса французами, о том, что между нашими народами наметилась война, и поэтому мы ремонтировали наши стены, которым грозила опасность быть унесенными рекой [паводком], и что мы не возводили новых сооружений".

В ответ Аливерди в последний раз обратился к дипломатии и отправил в качестве своего агента Нараяна Сингха, которому поручил уговорить Дрейка подчиниться, объяснить ему место и статус купцов в королевстве Великих Моголов, а также обрисовать последствия, если Компания и дальше будет игнорировать его волю.

Последние дни жизни старый наваб провел, наблюдая за петушиными боями и советуя внуку по возможности идти по пути примирения: "Поскольку процветание государства зависит от союза и сотрудничества, - сказал он, - а его гибель - от ссор и противостояния, если твое правление должно быть основано на согласии и послушании, необходимо, чтобы ты твердо следовал моим манерам и пути, чтобы до конца своей жизни ты оставался в безопасности от господства твоих врагов. Если же вы встанете на путь ссор и вражды, то весьма вероятно, что это государство настолько отступит от своего доброго имени, что в течение долгого времени в нем будут царить скорбь и сожаление".

Аливерди-хан умер 9 апреля 1756 года, в 5 часов утра. В тот же день он был похоронен рядом с матерью в Хушбаге. Вечером того же дня Сирадж уд-Даула напал на дворец своей тети Гасити Бегум, убил или разоружил ее домашние войска и захватил все ее деньги и драгоценности.

В следующем месяце, 22 мая, Сирадж с тысячами людей и 500 слонами направлялся в Пурнеа, чтобы напасть на двоюродного брата, которого он считал еще одним потенциальным соперником, когда встретил агента своего деда, Нараяна Сингха, который возвращался из своей миссии в Калькутту разгневанным и униженным. Он рассказал новому навабу, что Дрейк приказал схватить его и выслать из города, не дав даже аудиенции. "Какая честь нам остается, - спрашивал он, - когда несколько торговцев, которые еще не научились мыть задницы, в ответ на приказ правителя изгоняют посланника?" Услышав такие слова, Сирадж уд-Даула с огромным войском повернул назад и за одну ночь марша дошел до английской фабрики в Касимбазаре.

Завод EIC закрыл свои ворота и зарядил пушки на крепостных стенах гранатовыми выстрелами; несколько дней длилось противостояние, завод сначала блокировали, затем осадили d, а фактория разделилась во мнениях, оказывать ли военное сопротивление с теми немногими войсками и ограниченным вооружением, которые были у них под рукой, или безропотно подчиниться Сираджу уд-Дауле. Поначалу завод окольцевали всего 300 могольских конников, но с каждым днем количество войск увеличивалось, пока 3 июня Сирадж не явился лично с войском, которое встревоженные фактории оценили в 30 000 человек. Напротив, их было всего 200 человек. В конце концов Уильям Уоттс, главный фактор, получив совет от различных друзей при бенгальском дворе, что наваб будет великодушен, если ему предложат безоговорочную капитуляцию, решил выбрать последний путь.

По словам английского очевидца, "когда мистер Уоттс предстал перед набобом со скрещенными руками и платком, обернутым вокруг запястий, означающим, что он его раб и пленник, он [Сирадж] очень сильно издевался над ним".68 Уоттса заставили обнять ноги наваба и кричать: "Томар Гулам, томар Гулам" - "Я твой раб, твой раб".

Открыв ворота фабрики, враги немедленно вошли в большом количестве и потребовали ключи от казенных и частных складов; не успели они завладеть оружием и боеприпасами, как повели себя самым наглым образом, угрожая господам отрезать им уши, перерезать носы, бить их плетьми и другими наказаниями, чтобы добиться от них подчинения... Затем он [Сирадж] приказал вывести всех европейцев из фабрики и поставить их под сильную охрану. Всех заключенных отправили в тюрьму Муршидабад Катчерри и заковали в кандалы, где они и остались".

Среди захваченных, разграбленных и закованных в кандалы был молодой, 24-летний подмастерье по имени Уоррен Гастингс. Командир сдавшегося гарнизона лейтенант Эллиотт, вместо того чтобы терпеть такие оскорбления, унижения и тюремное заключение, предпочел вышибить себе мозги.

28 мая, в середине осады, Сирадж уд-Даула отправил в Калькутту армянского посредника с последней серией требований для Дрейка , сказав ему: "Если англичане довольны тем, что остаются в моей стране, они должны подчиниться тому, чтобы их крепости были разрушены, рвы засыпаны, и торговать на тех же условиях, что и во времена наваба Муршида Кули-хана; В противном случае я полностью изгоню их из провинций, в которых я являюсь субахом [губернатором]... Я полон решимости свести этот народ к вышеупомянутым