Шрифт:
Закладка:
Загребенников закрыл лицо руками и замолчал. Потом бизнесмен собрался с силами и продолжил:
— Соседи вызвали полицию, потому что Коновалов, пытаясь скрыться, ударил Сидорова и бросился вниз по лестнице, но полицейские прибыли на удивление быстро и задержали вора.
— А ваша дочь и Солодовников? — спросила я.
Несмотря на то что я в подробностях знала обо всей этой истории и из архивного дела, и от самого потерпевшего — бизнесмена Валентина Сидорова, я решила выяснить, что известно самому Загребенникову о роли его дочери в этом ограблении.
— Им удалось покинуть подъезд еще до приезда полиции, — глухо проговорил бизнесмен, все так же не отнимая рук от лица. — Если вы, Татьяна Александровна, считаете, что я умаляю вину своей дочери, то это не так.
— Но ведь вы, Константин Александрович, сделали все возможное и невозможное для того, чтобы ваша дочь избежала наказания как соучастница ограбления. Более того, ее имя вообще впоследствии не было упомянуто в материалах уголовного дела, представленных в суде, — возразила я.
— Так вы все знаете, — протянул Загребенников.
— Ну естественно, а как же иначе. Мне просто необходимо знать все нюансы, вообще всю подноготную для того, чтобы найти того, кто убил вашу дочь, Константин Александрович, — объяснила я.
— Ну о том, что произошло, я осведомлен опосредованно, — сказал бизнесмен.
— То есть?
— То есть узнал я все из рассказа моей дочери, — пояснил Загребенников. — Настя уверяла меня, что она знать не знала о том, зачем на самом деле они полезли в ту квартиру. По ее версии выходило, что квартира была знакомого Коновалова и он что-то попросил своего дружка оттуда принести.
— Но неужели вы поверили, Константин Александрович? — спросила я.
Загребенников ответил не сразу.
— Я подозревал, что Настя соврала мне, вернее, сказала не всю правду, — наконец проговорил мужчина.
— Не всю правду? — переспросила я. — Ну понятно, правда заключалась лишь в том, что все трое полезли в чужую квартиру.
— Татьяна Александровна, — Загребенников умоляюще посмотрел на меня, — для меня самое дорогое на свете — это моя Настя. Вот что бы она ни сделала, какой бы поступок ни совершила, я готов защищать ее до конца. Я понимаю, что это звучит, возможно, дико. Как это так — девушка участвовала в ограблении квартиры, а отец ее защищает? Но вы поймите, я всегда видел в своей дочери не только ее плохие поступки, но и хорошие качества. Наверное, это присуще всем родителям. Кому-то в большей степени, кому-то в меньшей. Нет, я, конечно, понимал, что Настя могла быть и грубой, и заносчивой, что она способна сказать неправду. Но я знал, что моя Настя — девочка добрая, она всегда готова прийти на помощь, если потребуется. Вы, конечно, считаете, что я предвзято отношусь к дочери. Но поверьте, что это не так! Я могу привести много примеров, когда Настя отдавала свои вещи своим знакомым, тем, которые нуждались. Возможно, то, что она жила со мной, в неполной, по сути, семье, и повлияло на ее желание защитить тех, кто больше всех нуждался в защите. Я могу привести такой яркий пример. Дочь моей двоюродной сестры, Елизавета, осталась, по существу, сиротой после смерти матери, потому что с ее отцом сестра разошлась, еще когда Лиза была совсем маленькой. Так вот, многие наши родственники ее ругали на чем свет стоит: и грубая она, и неуправляемая, и бог весть какая еще. И только Настя всегда заступалась за Елизавету. И, кстати, не на словах, а на деле. Настя часто выручала ее деньгами, которые я давал ей на развлечения, а когда у нее не было такой возможности, то всегда убеждала меня помочь ей. Она была уверена в том, что Лиза обязательно возьмется за ум, нужно только ей помочь. Кстати, так и оказалось. Сейчас Елизавета является главным менеджером крупной компании в Тюмени, хотя раньше так куролесила! Получается, что Настя была права: всегда надо видеть в людях не только плохое, но и хорошее тоже. Жаль, что я раньше не разглядел эти черты в Лизе. И еще я жалею, что виделись мы с Лизой после смерти ее матери очень редко. Я позвонил ей, сообщил трагическую весть о Насте. Лиза тут же откликнулась, сказала, что приедет на похороны, выразила соболезнования…
Я не прерывала Загребенникова, внимательно слушая все, что он говорит.
— Татьяна Александровна, мне вот только непонятно, почему вы вспомнили про ограбление Сидорова? — вдруг спросил мужчина. — Разве это дело имеет какое-то отношение к тому, что… произошло с Настей? И вообще, ко всем теперешним событиям? Я имею в виду и убийство Смолянинниковой, и исчезновение того молодого человека, который выдавал себя за Александра Иванникова.
— Как знать, Константин Александрович. Есть по крайней мере один персонаж, который явно имеет отношение к вашей дочери. И это — Геннадий Коновалов, — сказала я.
— Как? Каким образом? Ведь он же еще сидит в тюрьме! — воскликнул Загребенников. — Или… Его что, уже выпустили?
— Да, Коновалов уже вышел. И за неделю до этого Геннадий сделал звонок Анастасии. А в день освобождения они встретились, — сказала я.
— Они встретились? — потрясенно спросил Загребенников. — Этот… уголовник и моя дочь?! Вы это хотите сказать, Татьяна Александровна? Я не ослышался?
— Да, именно это я и хочу сказать, Константин Александрович, — подтвердила я.
— Но что… зачем он звонил Насте? Зачем?
— Так вы действительно не понимаете, Константин Александрович? — спросила я.
— Господи… — Загребенников схватился за голову. — Ну… я могу предположить, конечно, что… что этот